Чарльз Мерджендал - Куст ежевики

— Да, сэр, я помню это.

— Фрэн, ты когда-нибудь допускала небрежность в уходе за такими детьми? Случалось ли, что ты, например, отключала кислород или делала какую-то ошибку, приготавливая смесь для кормления? — Он наблюдал за ее лицом. Фрэн покраснела. Отвела глаза, потом прямо посмотрела на него.

— Это совсем другое дело, — сказала она.

— Ты уверена?

— Это же не явное действие.

— Выходит, что убийство из милосердия допускается, но только как результат преднамеренной небрежности, а не открытого действия? Я правильно тебя понял, Фрэн?

— Не знаю.

— Фрэн…

— Доктор Монфорд сделал это, я в этом уверена, иначе я не могу объяснить исчезновение морфия! И я не собираюсь разводить дебаты на эту тему! Я пришла сказать вам, что случилось, и я это сделала, хотя, может быть, и в ущерб себе. А вы пытаетесь доказать мне, что все, оказывается, было не так! — Она вскочила. Глаза у нее сверкали от возмущения, однако доктору Келси показалось, что в них была и вина тоже. Она вся напряглась и резко бросала слова прямо ему в лицо. «Да, без сомнения, тут замешаны чувства. Что-то личное. У нее это на лбу написано», — подумал доктор, когда она, резко повернувшись, пошла к выходу.

— Фрэн! — Она остановилась, рука ее застыла на ручке двери. — Спасибо, что ты мне все рассказала, Фрэн, и позволь, я займусь этим сам, Фрэн.

— Что вы сделаете?

— Что я сочту нужным. Как главный врач больницы.

— Вы ничего не предпримите. Оставите все, как есть.

— Пожалуйста, Фрэн. Прошу тебя. Умоляю. Позволь мне заняться этим.

Она колебалась. Потом сказала: «Не знаю… Не знаю». И вышла.

Мокрый снег стучал по стеклу. Пепел из трубки упал на стол, и он сказал: «Черт возьми! Черт возьми!» — и уставился на так и не рассыпавшийся серый комочек, словно пытаясь что-то рассмотреть в нем, как в кофейной гуще или магическом кристалле.

Квартира Берта Мосли над антикварным магазином «Йе Оулд» в восточной половине города состояла из гостиной, спальни, большой кухни и ванной. Квартиру вместе с мебелью он снял у миссис Маннинг, которая сдала в аренду и антикварный магазин. Новая хозяйка магазина, мисс Эдна Уэллис, взбалмошная старая дева среднего возраста, понятия не имела, как отличить настоящий антиквариат от обыкновенного хлама. Ее магазин был завален сломанными стульями, привезенными в Ист-Нортон из Гранд Рэпидса, штат Мичиган, банками для солений и бутылками «восхитительного» красновато-лилового стекла, обычными морскими раковинами, ужасными викторианскими портретами неизвестных предков в потрескавшихся золоченых рамах и другой «стариной», которую мисс Уэллис удавалось приобрести по дешевке.

Эдна была добродушной оптимисткой, которая постоянно носилась по городу в своем видавшем виды «форде», возвращалась домой с побитым молью плетеным ковриком или старым табуретом, обошедшимся ей в какой-нибудь доллар. Она продавала эти вещи в курортный сезон всего на несколько центов дороже, и ее клиенты понятия не имели о том, что они покупают и сколько это на самом деле стоит. Бывало, мисс Уэллис притащит домой очередное зеркало, к тому же, как правило, отколотое, и скажет Берту: «Когда-нибудь я раздобуду истинное сокровище, тогда и на мою улицу придет праздник».

Берт сильно сомневался в том, что она сможет распознать истинное сокровище, даже если вдруг откопает его в бухте Пиратов. Однако он привык к ней и иногда, одинокими ночами, с некоторым даже удовольствием прислушивался к доносившейся снизу ее бестолковой беготне.

Сегодня мисс Уэллис из-за похорон закрыла магазин раньше обычного, впрочем, Берту в любом случае не хотелось бы с ней встречаться именно сегодня. Холодный дождь превратился в снег, обещая к утру слякоть на улицах. Но утро его тоже мало беспокоило. Он уже успел сбегать в винный магазин и купить бутылочку отличного шотландского виски. Убрался в квартире, которую миссис Маннинг называла «меблированной», хотя все здесь было сломано, изношено и абсолютно ни на что не годно. И поскольку интерьером Берт не занимался, его пристанище выглядело почти в точности так, как и два года назад, когда он въехал сюда.

Может быть, Фрэн займется устройством его быта. Он представил себе ее гибкое тело — как она ходит здесь и предлагает сделать так или этак, — и ему стало хорошо и спокойно от этих мыслей. Какое-то время он сидел неподвижно, смакуя их, потом вдруг вспомнил это ее «Да… Да… Да!» и понял, что на этот раз не предвидится никакой сентиментальной чепухи. Фрэн никогда не уступала так легко и охотно. Всегда ее приходилось уговаривать. И потом, она никогда, никогда не соглашалась прийти к нему домой, боясь, что мисс Уэллис узнает и останется в магазине на ночь, и будет слушать и хихикать.

«Вот так, — подумал Берт. — Вот так. Ну что. ж, тем лучше». Ведь с той ночи в «Робинз нест» — а прошло уже несколько недель, — у него ничего не было с Фрэн, да, собственно говоря, вообще ни с кем, если не считать ту унизительную попытку переспать с Бетси. Бетси, подумал он. Черт тебя побери, Бетси! Спросила, не гомосексуалист ли он. Боже! Я тебе покажу — гомосексуалист! Да, сэр, вот так-то, сэр. Он торжествующе засмеялся про себя, пошел в ванную и тщательно причесал свои светлые вьющиеся волосы, сбрызнулся под мышками дезодорантом, умылся, выдавил крошечный угорь и переоделся в теплый спортивный костюм. Несколько небрежно — что верно, то верно. Но в то же время и достаточно опрятно. Пусть она будет здесь королевой. И она, без сомнения, будет, он был уверен в этом теперь, как никогда, — фактически впервые с тех пор, как они познакомились.

Он застегнул рубашку, отдернул пыльные ситцевые шторы и посмотрел в окно на падающий снег. Улица была безлюдна. Было уже десять минут десятого. Но он знал, что Фрэн придет, по тому, каким тоном она говорила по телефону. Он даже испугался тогда — так она была возбуждена.

Берт начал нервничать. Ожидание становилось невыносимым. Он решил выпить, налил себе немного виски и стал размышлять о том, стоит ли предложить Фрэн перейти в спальню или, может быть, просто выключить верхний свет здесь, в гостиной. Странное дело, но, встречаясь с Фрэн в течение вот уже нескольких месяцев, он совсем ее не знал. Она возбуждала его. Заставляла жутко ревновать. Он не раз серьезно намеревался сделать ей предложение и в то же время чувствовал себя неловко в ее присутствии. Он до сих пор не мог, например, предложить ей перейти в спальню, да и вообще что бы то ни было в этом смысле, пока она сама не делала первый шаг.

«Сегодня она уже сделала этот шаг», — подумал Берт.

Он допил виски и уже хотел было налить себе еще, когда, наконец, позвонили в дверь. Он вздрогнул и почувствовал, как у него гора свалилась с плеч. Он открыл входную дверь и позвал: