Чарльз Мерджендал - Куст ежевики

— Я понимаю.

— Возьми себе хорошего адвоката, Гай. Есть один в Бостоне, по имени Кумсток. Мой старинный друг. Тебе понадобится адвокат, а лучшего ты не найдешь.

— Спасибо, судья.

— Это распоясавшееся ничтожество… Что я могу сделать… Я жалкий судьишка. Могу лишь посоветовать нанять хорошего адвоката. Впрочем, я сам позвоню Кумстоку. — Он снова сел, с трудом переводя дыхание. Плохо выглядит, подумал Ларсон, и слишком уж близко принял все к сердцу. Хороший старик, хоть злые языки и болтают, что он женился на деньгах. Добрый, очень мягкий человек, Ларсон мечтал когда-нибудь увидеть старого судью Маннинга в кресле Крофорда Страйка.

— Ну, — сказал Ларсон, — пойдем Гай. — Глухо стуча ботинками, они прошли по короткому коридору, свернули направо в кирпичную пристройку, где за письменным столом сидел Вилли Ной, а наверху помещались две камеры. Вилли спал. Он проснулся от собственного храпа, вскочил на единственную здоровую ногу и уставился на доктора Монфорда.

— Док, — сказал он, растерянно моргая глазами. — Какого черта, док?

— Как нога, Вилли?

— В ненастье ноет. Жена говорит: «Если бы ты был настоящим рыбаком, ты бы никогда не прищемил ее на пирсе. И тебе не пришлось бы работать тюремщиком». А я ей отвечаю, что это не та часть тела, о которой ей следует беспокоиться. С той все в порядке. — Он оглушенно захохотал над собственной шуткой, потом вдруг резко оборвал смех и опять заморгал, растерянно переводя глаза с Гая на Ларсона, открыв тонкогубый рот, поворачиваясь на здоровой ноге всем своим худым сутулым телом. — Что за черт? — повторил он. — Что за черт? — Он продолжал бормотать это, отпирая дверь камеры и пропуская в нее Гая, который устало опустился на койку.

— Если ему что-нибудь понадобится, Вилли…

— Конечно, Ларсон, конечно, — Вилли опять заморгал. — Может, в картишки сыграем, док?

— Отлично, — сказал Гай. — Решетчатая дверь захлопнулась. Он откинулся на кушетку и стал смотреть вверх, на маленькое окошечко.

Ларсон прошел с Вилли по коридору, растолковывая ошарашенному рыбаку что к чему.

— Относись к нему помягче, Вилли. Уж лучше пусть он сидит здесь, чем в Траусделле, тем более, что смежная камера тоже, как правило, пустует, если не считать коротких визитов пьяных водителей и других нарушителей спокойствия.

— И Шеффера-пьяницы. Он практически живет там. Ларсон нахмурился.

— Да, — сказал он и добавил: — Боже, боже. — И направился в свой кабинет, вспомнив все подробности скандала, связанного с Шеффером. Нет, этих двоих вместе помещать нельзя. А впрочем, подумал он, какая разница — дело-то давнее.

Дверь в конце коридора хлопнула. Слышно было, как прихрамывая, вернулся к своему столу Вилли.

— Если захочешь сыграть в карты, то скажи, док. — Он говорил запинаясь, словно выдавливая из себя слова. — Соседняя камера пустая, так что беспокоить тебя никто не будет. Разве что я. Я иногда ночую там, если поругаюсь с женой. — Он сел, и стул заскрипел под ним. — Единственное место, где можно как следует выспаться.

— Я был бы тебе очень благодарен, — ответил Гай, — если бы ты попросил Ларсона связаться с доктором Келси. Пусть он присмотрит за Цезарем. И передаст кому-нибудь моих пациентов.

— Конечно, доктор, конечно. — Вилли склонился было над телефоном, висевшим у него прямо над столом, потом сердито бросил трубку и пошел вниз по коридору.

Койка была жесткой, однако достаточно удобной. В двух зарешеченных окнах виднелись ветки дуба, с них стекала талая вода, и они были черными и блестящими.

Гай закрыл глаза. Сейчас, в темноте, спокойствие покинуло его, казалось, напряглась каждая клеточка его тела. Он почувствовал, как взмокла от пота рубашка. Собственно, спокойным он никогда не был и прекрасно отдавал себе в этом отчет. Невольную попытку доказать себе, что ничего его не волнует, можно было, пожалуй, назвать обыкновенным притворством. Он поступил правильно, поэтому у него не было причин чувствовать себя виноватым, бояться божьей кары, возмездия закона или угрызений совести. И Мар не имеет к этому никакого отношения. Мар и их неродившийся ребенок просто ускорили ход событий. Рано или поздно это все равно бы случилось. Другого выхода у него не было. Он совершил это из милосердия — намеренно и сознательно — и должен постоянно напоминать себе об этом.

Он подумал о Маар, о том, что любит ее, и, если бы кончился этот кошмар, он бы уехал из города и встретился бы с ней где-нибудь. Скажем, в штате Мэн или в Новом Гемпшире. Или на юге, и даже на крайнем западе, если бы она захотела. У него не было никаких определенных планов. Не только теперь, но и до сегодняшнего дня все было неопределенно. Он не знал даже, любит ли его Мар, куда собирается уезжать, когда он снова увидит ее и увидит ли еще — ничего он не знал наверняка. Во всей этой неопределенности было всего три момента истины: он любит ее, она собирается рожать, а Лэрри, наконец, избавлен от страданий. И когда это все кончится, думал он, если это вообще когда-нибудь кончится — если Господь и люди поймут его, — тогда он непременно начнет жизнь сначала, будет жить праведно, по законам высокой морали, никогда не изменяя себе.

«Найми хорошего адвоката», — посоветовал судья Маннинг и предложил связаться с Кумстоком. Риск, конечно, есть. Однако, если повезет, Кумстоку, возможно, и удастся ускорить ход следствия, чтобы Мар не пришлось появляться в суде после того, как беременность станет уже заметна. А возможно, она и вообще будет избавлена от присутствия на процессе.

Он встал и окликнул Вилли:

— Попроси судью Маннинга сейчас же позвонить в Бостон. Немедленно!

Голос Вилли донесся из глубины коридора:

— Иду, док, иду! — Потом он появился снова, ведя за собой Берта Мосли.

Гай сел. Вилли сказал:

— К тебе мистер Мосли.

Он отпер дверь, и Берт вошел, показав жестом удалиться Вилли в конец коридора и не слушать их разговора. Он опустился на железный стул, встряхнул кудрями и смахнул капельки влаги со своего пальто спортивного покроя.

— То дождь, то снег, — сказал он. — Что-нибудь бы уж одно.

Гай внимательно посмотрел на Берта. Выражение его лица ему не понравилось — оно было самоуверенным, даже нагловатым.

— В чем дело, Берт?

— Тебе нужен адвокат, верно?

— У меня уже есть адвокат.

— Тебе не надо было ни в чем сознаваться, Гай… Колин бы, конечно, в любом случае представил дело на рассмотрение Большого жюри. Даже если бы ты не сделал того заявления. Разумеется, они могут провести вскрытие. Собственно, судебное разбирательство уже начато. Они могут затребовать результаты осмотра трупа коронером и показания свидетелей. И все же требуется бремя доказывания, а его быть не может. Есть только косвенные улики. А раз ты не виновен, значит преступление совершил кто-то другой. После твоего оправдания им пришлось бы сделать вид, что они ищут преступника. Но они бы никогда не смогли доказать ничьей вины. Ты, конечно, об этом не подумал. Ты думал лишь о том, чтобы не причинять неприятности другим. И упорно стоишь на своем.