Чарльз Мерджендал - Куст ежевики

— Это не твои проблемы, — оборвал его Гай, глядя ему прямо в глаза. — Тебя это не касается.

— Если учесть тот факт, что я никогда не выступал адвокатом в уголовном деле…

— Это дело тоже не для тебя.

— И все же попытаемся сделать все, что в наших вилах.

— Убирайся отсюда к черту.

Берт не сдвинулся с места. Он сказал:

— Одно удачное дело. Все, что мне требуется, — это одно удачное дело. Этот случай — находка, Гай, а ты гонишь меня в первый же день.

Он подошел к окну и посмотрел на черные ветки дуба:

— Ну что ж, по крайней мере, ты ничего не подписал.

Гай посмотрел на спину Берта, почувствовал страшную слабость и сказал:

— Хорошо, Берт, пусть будет по-твоему. Я согласен.

— С чем?

— С тем, о чем ты говоришь.

— Ты имеешь в виду то, о чем я никогда не скажу. Никому. — Берт медленно повернулся и едва заметно улыбнулся красивыми губами. — Я позвонил в Бостон, в гостиницу «Статлер», Гай. Они были рады помочь. Портье, который успел забыть эти два имени из тысячи останавливающихся и выезжающих, из сотен справляющихся. Доктор Гай Монфорд, 8«Б»… Миссис Лоренс Макфай, 8«В». Ночь с субботы на воскресенье, седьмое декабря…

Гай закрыл глаза.

— Отвергнутая женщина… ты понимаешь. Но не волнуйся, старик. Я женюсь на этой несчастной, а ваша тайна будет нашим семейным секретом.

Гай изо всех сил прижал кулаки к закрытым глазам.

В округе Пелем за последние восемнадцать лет всего одного человека осудили за убийство. Это был Якоб Слинг — фермер, разводивший цыплят, которому банк отказал в займе. В знак протеста Слинг застрелил президента Первого муниципального банка, когда тот выходил из вертящихся стеклянных дверей своего учреждения, направляясь в гостиницу «Линкольн» на собрание клуба «Ротари». Убийцу арестовал шериф Поттс, в качестве обвинителя выступал Крофорд Страйк, который был тогда окружным прокурором. Суд длился шесть дней, а через семь месяцев после вынесения приговора Якоб Слинг был казнен на электрическом стуле в Чарлтаунской тюрьме Бостона. Его жена продолжала жить на птицеферме. Теперь это была старуха, которая продавала «свежие яйца», стирала чужое белье и постоянно разговаривала сама с собой и с умершим мужем. Дети объявили ее ведьмой и оставили одну.

Тогда об аресте Якоба много говорили. Арест же Гая стал самым потрясающим событием на памяти городка.

— Если его осудят, — сказала мужу Мейди Боллз, — то ты понимаешь, что это будет значить?

— Нет, а что?

— Да так, ничего особенного — просто ты сможешь со временем занять место доктора Келси.

— Я никогда об этом не думал.

— И напрасно.

— Кстати, я был в больнице в ту ночь. Принимал роды у миссис Роскоу. Я даже видел Гая.

— С морфием? — быстро спросила Мейди.

— Нет, но ведь он во всем сознался. Нет никакой нужды в свидетелях.

— У тебя будет вдвое больше пациентов, — настаивала Мейди. — Мне придется опять стать медсестрой — помогать тебе на приеме, а в следующем году, году дети подрастут, мы сможем съездить в Европу.

— В Рим, — сказал муж.

— В Афины. Я всегда мечтала об Афинах и учти, билеты для детей будут за половину стоимости, им еще не исполнится двенадцати лет.

Миссис Маннинг уговорила судью посмотреть в городском архиве дату рождения Гая. Затем она обратилась к книгам по астрологии и нашла, что Гай никогда не мог бы этого сделать.

— Но он же признался, — устало сказал судья.

— Это совершил кто-то другой, а Гай, возможно, его покрывает.

— О боже! — воскликнул судья. Он пошел в библиотеку и сел там в кресло с подголовником. С женой спорить было бесполезно. Свою жизнь она сверяла по звездам — она и замуж-то за него вышла потому, что по гороскопу они идеально подходили друг другу. Но все эти долгие годы гороскоп лгал. Говорили, что он женился на ней из-за денег. Люди и не подозревали, что это было не его, а ее решение. Неверное решение, и когда-нибудь звезды ей скажут об этом. И она, возможно, бросит его без гроша — хромого старика, которого созвездие Скорпиона сделало сначала богачом, а потом нищим.

— Я всегда считала его милым человеком, — с отчаянием в голосе говорила медсестра Ида Приммер. — Я хочу сказать, мы все считали…

— А мы и сейчас того же мнения, — проворчала старая толстая сиделка, — кроме твоей драгоценной Фрэн Уолкер.

— Фрэн сделала только то, что считала своим долгом.

— И погубила самого лучшего доктора, которого я когда-либо встречала.

Ида не спорила. Если говорить честно, она и сама так думала. Но она была преданна Фрэн, которая неожиданно оказалась в полной изоляции. Другие сестры избегали ее. Даже некоторые больные отказывались от ее услуг. Фрэн часами одиноко сидела на кушетке и молча глотала слезы.

Чет Белкнап допил свое пиво и заметил, что этой весной яхта Гая в море, наверное, не выйдет.

— Он же еще не осужден, — заспорил Билл Уоттс.

— Но он сознался.

— Нужны доказательства, — заметил Пат, перегнувшись через стойку бара. — В суде он может спокойно отказаться от своих слов.

— Я его не обвиняю, — сказал Чет. — Он и Лэрри, когда были детьми, целыми днями околачивались возле лодочной станции. Гай сделал это из милосердия. Конечно, нельзя сказать, чтобы я это одобрял, но я и не обвиняю его.

— И я, — сказал Пат.

— И я тоже, — сказал Билл Уоттс.

Вошел Шеффер-пьяница и сказал:

— И я, — и тут же подумал, что ему не следует пить до конца следствия. Если он напьется и его поместят в камеру, смежную с той, где сидит Гай, то, постоянно чувствуя за собой вину, он сможет сболтнуть то, что сказал лишь однажды на исповеди отцу Серрано и о чем не знала больше ни одна живая душа.

В своем обшарпанном кабинете в редакции «Кроникл» далеко за полночь засиделся Паркер Уэлк. Настроить город против одного из самых популярных здесь людей — это было необыкновенно тонкое дело. Жители Новой Англии — полуострова Кейп-Код — хоть и придерживались строгой морали, были одновременно очень лояльны друг к другу. А по отношению к Гаю Монфорду следовало ожидать особой симпатии.

«…Закон есть закон. Церковь есть церковь. Если кто-то пренебрегает устоями этих священных институтов, то ставит себя не только над людьми, но и над Богом».

Паркер перечитал статью. Она ему страшно понравилась. Конечно, пока он писал в общих словах. Позже, когда начнется процесс, он будет более конкретен. Например, использует слово «подсудимый», напишет о добровольном признании «подсудимым» своей вины. Дело, безусловно, щекотливое. Но все же он разобрался в нем уже достаточно хорошо, не то, что наезжающие сюда репортеры из крупных городов. За интересным материалом им неизбежно приходится обращаться к нему. Он же сообщал им факты по собственному выбору, лучшее приберегая для себя.