Чарльз Мерджендал - Куст ежевики

Совершенно очевидно, что в случае, подобном этому, всегда найдутся сочувствующие обвиняемому. Некоторые будут склонны даже простить его. При формировании суда присяжных некоторые претенденты открыто заявили, что они вообще не видят здесь состава преступления. Чувства и эмоции суд не интересуют — их к делу не пришьешь. Закон отрицает так называемую эйтаназию. Существуют три вида убийств и обвиняемого судят за совершение одного из них. Одно из двух — либо он виновен, либо нет. И я снова повторяю вопрос, который нам предстоит обсудить: «Существует ли вообще некий вечный закон, который можно поставить над моралью и даже над правом?»

Он еще что-то говорил. Гай сидел на стуле справа от Берта, расположившегося за маленьким дубовым столом, и едва слышал речь судьи, голос его доносился, словно из другой комнаты. Гай знал, что он должен ловить каждое слово, должен внимательно следить за процессом и все обдумывать. Но его мозг отказывался воспринимать картину в целом, выхватывая лишь отдельные детали. Он заметил, например, что у одной из судей шляпка украшена цветами — шляпка, без сомнения, пасхальная, но ее хозяйка все же решила принарядиться ради такого случая, хотя на дворе стоял январь. У судьи Страйка на редкость жиденькие усы. Интересно, подумал Гай, он отрастил их, чтобы отвлекать внимание от лысины или чтобы не была видна его слишком длинная верхняя губа. Кстати, вытаскивает ли он иногда из-за левого уха слуховой аппарат, ну, скажем, когда процесс становится невыносимо нудным?

Теперь уже говорил Колин Юстис. «…И я докажу это», — кричал он, раскачиваясь на своих журавлиных ногах.

От Берта пахло лосьоном после бритья. Волосы тоже чем-то пахли — чем-то, «не содержащим спирта и гарантирующим чистоту и блеск». За длинным столом слева сидели репортеры, среди которых была одна женщина в роговых очках, с коротко постриженными каштановыми волосами. Писала она размашисто, как будто играла на рояле. Стенографистка, казалось, дремала. Такое же впечатление производил и судебный пристав, который сидел позади присяжных, всем корпусом привалившись к стене.

Теперь уже стоял и говорил Берт. Когда он вернулся на место, снова сильно запахло лосьоном после бритья.

Судья Страйк объявил: «Вызываем первого свидетеля обвинения». Им оказался доктор Питерфорд из бухты Пиратов. Он положил руку на Библию, и секретарь суда Гарольд Симз произнес: «Клянетесь ли вы торжественно говорить правду, всю правду и ничего кроме правды, и да поможет вам Бог!»

— Клянусь.

— Ваше имя?

— Стивен Питерфорд… Доктор Стивен Питерфорд.

— Вы — медицинский эксперт округа Пелем?

— Да.

— 19 декабря 1957 года, в четверг, вами было произведено вскрытие трупа…

Народу в суде было много, однако стояла тишина и Гаю не верилось, что за спиною у него переполненный зал. Когда он поворачивал голову налево, то видел в окне лица двух мужчин и одной женщины, которые, вероятно, приставив снаружи лестницу, заглядывали в высокие окна. Они явно замерзли, даже носы у них покраснели от холода. Справа боковым зрением он видел длинный ряд свидетелей. Фрэн Уолкер выглядела несчастной; Ида Приммер была смущена; доктор Боллз сидел как на иголках. Сэм опустил голову на грудь и, казалось, ничего не замечал вокруг. Рот у него дергался, волосы в электрическом свете отливали красным. Когда он поднимал голову, лицо его тоже казалось красным, а глаза смотрели непонимающе, и складывалось такое впечатление, что он не вполне соображает, где находится.

За Сэмом сидела Мар. Лоб у нее был белый, но на щеках играл румянец, а черные глаза блестели… пожалуй, слишком сильно блестели… слишком сильно… Взгляды их встретились. И, хотя выражение ее лица не изменилось и Гай ничем не выдал себя, он все же сумел сказать ей о своей любви.

— Да, у меня есть несколько вопросов. — Берт поднялся и обратился к доктору Питерфорду: — Не могли бы вы нам назвать, доктор, точное время смерти Лоренса Макфая?

— Нет, разумеется, нет. Я сделал запрос на осмотр трупа уже после захоронения покойного. Как было констатировано, смерть, вызванная избыточной дозой морфия, наступила примерно через 20 минут после инъекции.

— Какова была эта избыточная доза?

— Вы имеете в виду — сколько морфия я обнаружил?

— Я спрашиваю, какая доза вызвала смерть мистера Макфая.

— Видите ли, — доктор Питерфорд нахмурился, — в случае с морфием вскрытие не всегда позволяет определить точное количество наркотика в теле.

— Даже в том случае, если это количество действительно было введено пострадавшему?

— Ну… со временем наркотик, конечно, выводится через ткани. Я хочу сказать, что морфий не обладает способностью накапливаться в теле в такой степени, как, например, мышьяк.

— Но все-таки в какой-то степени он способен накапливаться, если я правильно вас понял?

— Да, видимо, так…

— Скажите, доктор, если пациент получает морфий ежедневно, притом во все возрастающих дозах, если пациент серьезно болен, если его организм почти полностью расбалансирован и любая система, любой орган может выйти из строя, — и вы эксгумируете тело и находите морфий, — откуда вам знать, отчего наступила смерть — от четверти грана морфия, ста миллиграммов морфия, а может, морфий тут вообще ни при чем?

— Анализ совершенно четко показал наличие смертельной дозы.

— Согласен. Но морфий ли убил мистера Макфая или он был уже мертв, когда подзащитный пришел к нему в ту ночь?

Гай стал внимательно слушать. Доктор Питерфорд разъяснил, что мертвой тканью морфий выводится гораздо медленнее и он мог бы вообще не обнаружить его. Тем не менее, он его обнаружил и…

— Нет, — возразил Берт, — это ведь не говорит о том, что больной был еще жив во время инъекции, и теперь это доказать невозможно. — Он с улыбкой отвернулся от коронера, дав понять, что у него все.

Колин вызвал следующего свидетеля. «А может, он уже был мертв?» — крутился в голове Гая вопрос, заданный адвокатом. А может, он действительно был мертв? Ведь это возможно… возможно. Лэрри вполне мог умереть и до укола. Гай никак не мог вспомнить, была ли холодной его рука. Пульс он тоже не проверял. Значит, вполне возможно, что Лэрри был уже мертв тогда. А если это так, то в чем его обвиняют и что он вообще делает в этом зале? Он пристально посмотрел на лицо Берта и лица присяжных. В душе его зажглась искорка надежды. А что, если так оно и было… что, если…

— Имя? — спросил Колин.

— Миссис Жанет Колумбо.

— Вы — домработница обвиняемого?

— Я прихожу убираться. Два, иногда три раза в неделю.

— Вы работали шестнадцатого декабря прошлого года, в понедельник?

— Да.

— В тот день вы выбрасывали мусор из корзины в кабинете обвиняемого?