Чарльз Мерджендал - Куст ежевики

— Да, сэр.

— Когда вы убирались в следующий раз?

— Это было в четверг.

— Девятнадцатого?

— Да, кажется. На следующий день после похорон Лэрри.

— В тот день вы тоже выбрасывали мусор?

— А как же.

— Расскажите суду, что случилось в тот четверг.

— В тот день я убиралась, как всегда. Вы пришли, сэр, и спросили, не попадалась ли мне маленькая бутылочка из-под лекарств. И я ответила, что она может быть в мусорной корзине в кабинете доктора, а мусор я еще не выбрасывала. Я сказала, что сейчас пойду и посмотрю.

— И что же вы нашли?

— Маленькую бутылочку.

— Эту? — Колин вытащил из кармана бутылочку и поднес ее к самому лицу миссис Колумбо. Та кивнула. Колин передал бутылочку судье Страйку, который, внимательно ее осмотрев, вернул Колину. — Обвиняемый когда-нибудь выбрасывал мусор сам? — снова обратился Колин к миссис Колумбо.

— Нет, сэр.

— Итак, эта бутылочка могла попасть в корзину в любое время между шестнадцатым декабря, днем смерти мистера Макфая, и девятнадцатым декабря, когда я пришел, чтобы встретиться с вами?

— Да, сэр.

— У меня все. — Он посмотрел на Берта. Берт покачал головой: — У меня вопросов нет. — И миссис Колумбо вперевалку пошла на свое место. Проходя мимо Гая, она мельком взглянула на него своими поблекшими темными глазами, безмолвно прося у него прощение. Он улыбнулся, успокаивая ее. Дескать, он все понимает. Не могла же она солгать.

Следующей давала показания Фрэн. На ней было строгое темно-синее платье. Светлые волосы блестели в неоновом свете. Она смотрела в пол и скорее походила на провинившегося ребенка, чем на зрелую цветущую женщину. Да, она дежурила в тот день… Да, она слышала, как доктор Монфорд разговаривал с Лэрри… Да, она вынуждена была заняться миссис Роскоу, и обвиняемый вполне мог за время ее отсутствия достать из ящика стола ключ, открыть дверь подсобки, взять морфий и вернуть ключ на место… Да, она заметила пропажу… Сначала она сомневалась… Потом, все проанализировав, пришла к выводу, что его не мог взять никто, кроме обвиняемого. Отчетность была в порядке, когда в одиннадцать она заступила на дежурство. В семь утра перед уходом домой она обнаружила неточность в отчете. Да, она подделала цифры, поскольку она отвечает за бумаги… Она боялась, что ошиблась сама… Необходимо было время, чтобы все проверить… Да, она сообщила о своих подозрениях доктору Келси, и он сказал, что займется этим делом сам… Но потом она испугалась, что могут обвинить ее, а она уже знала наверняка, что не виновата, поэтому и пошла к шерифу Уитту…

Фрэн говорила монотонным, бесцветным голосом. Слова словно застревали у нее в горле, она запиналась и, наконец, нехотя все-таки произносила их. Потом она расплакалась.

— Только один вопрос, мисс Уолкер… Это — та самая исчезнувшая бутылочка?

— Да, — ответила она сиплым шепотом.

— А откуда вы знаете?

— По номеру. Все лекарства пронумерованы.

— У меня больше нет вопросов, мисс Уолкер.

К свидетельнице медленно приблизился Берт.

Берт: Вы говорите, что заступили на дежурство в одиннадцать?

Фрэн: Да.

Берт: Когда вы в первый раз зашли к Лоренсу Макфаю?

Фрэн: Сразу же.

Берт: В начале двенадцатого?

Фрэн: Минут пять.

Берт: Он был в сознании?

Фрэн: Без сознания.

Берт: Он часто впадал в бессознательное состояние?

Фрэн: В последнее время очень часто.

Берт: Вы сделали ему укол морфия?

Фрэн: Нет.

Берт: Почему?

Фрэн: Потому что он был без сознания. Ведь морфий предназначен для обезболивания, и, конечно, укол лучше не делать, если в этом нет необходимости.

Берт: Избыток лекарства опасен?

Фрэн: Конечно.

Берт: Вы всегда следовали предписаниям доктора Монфорда?

Фрэн: Да, и следующий укол нужно было сделать в семь часов, в конце дежурства.

Берт: Дотрагивались ли вы до больного в тот день?

Фрэн: Нет. Света в комнате не было. Я просто заглянула в дверь.

Берт: Ясно. А заходил ли кто-либо, кроме вас и доктора Монфорда, в тот день в комнату мистера Макфая?

Фрэн: Да, кажется, у него была миссис Макфай…

Берт: Вы должны говорить не то, что вам кажется, а то, что вы знаете.

Фрэн: Вы имеете в виду — во время моего дежурства?

Берт: Да, после одиннадцати.

Фрэн: Да, был один посетитель. Отец больного, мистер Макфай-старший.

Берт: В какое время?

Фрэн: Примерно без четверти двенадцать.

Берт: Мистер Макфай заходил в комнату?

Фрэн: Да.

Берт: Вы слышали, как он говорил с сыном?

Фрэн: Да.

Берт: А вы слышали, что именно он сказал?

Фрэн: Он окликнул его: «Лэрри, ты спишь, Лэрри?»

Берт: Больной ответил?

Фрэн: Нет.

Берт: Долго ли пробыл у больного мистер Макфай?

Фрэн: Несколько минут.

Берт: То есть вышел из комнаты примерно без десяти двенадцать.

Фрэн: Да, примерно.

Берт: Потом приехал доктор Монфорд?

Фрэн: Да, приблизительно в четверть первого.

Берт: Уважаемый окружной прокурор уже спрашивал вас о действиях подсудимого и ваших собственных действиях во время вашего дежурства. Мне хотелось бы уточнить два момента. Вы показали, что, когда обвиняемый в первый раз вошел в комнату, где находился больной, он сказал: «Если бы ты мог, Лэрри… если бы ты мог…» Вы что-нибудь еще слышали?

Фрэн: Нет.

Берт: Был ли какой-то смысл в этих словах?

Фрэн: Да, я думаю, да.

Берт: Могли ли эти слова подсудимого быть ответом больному? Отреагировал ли на них каким-нибудь образом мистер Макфай?

Фрэн: Нет, я не слышала, чтобы мистер Макфай что-либо говорил.

Берт: Итак, вы утверждаете, что с одиннадцати часов, когда вы заступили на дежурство, и до того времени, когда доктор Монфорд вышел из комнаты, больной был без сознания.

Фрэн: Да.

Берт: Или мертв?

Фрэн: Я не знаю.

Берт: Ну разумеется, вы не знаете. Вы не знаете, когда именно наступила смерть. Этого не знает никто.

По залу прокатился ропот. Колин подошел к Сэму, и они о чем-то тихо посовещались. Фрэн вернулась на свое место. Прозвучал молоток секретаря, судья Страйк подкрутил усы и объявил перерыв до 1.30, потом снял слуховой аппарат.

Обед, как всегда, был доставлен из ресторана Пата и состоял из тушеной говядины, ржаного хлеба и черного кофе. Берт заказал жареных устриц, ел их руками, обмакивая в винный соус, и без умолку говорил: «Вопрос не в том, сделал ты это или нет. Разумеется, ты это сделал, и Колин располагает массой доказательств, включая и твое собственное признание».

— Но я не говорил об убийстве, — устало возразил Гай.

— Верно… Но, к сожалению, законы пишем не мы. Если Лэрри был без сознания всю ночь, если он был мертв, когда ты заходил к нему…

— Но ведь могло быть и так.

— Да, но ты не можешь сказать об этом суду. Потому что, если бы ты действительно знал, что он мертв, тебе незачем было бы вводить морфий.