Чарльз Мерджендал - Куст ежевики

— Хорошо, — сказал Берт. — Хорошо. — Он махнул рукой и вернулся на свое место.

— Он лжет, — прошептал Гай. — И Сэм тоже.

— Ты знаешь… Я знаю… Даже Колин знает. А как доказать это? — Берт снова обхватил голову руками, потом запустил пятерню в волосы, прикрыв ладонью глаза, внимательно посмотрел на Мар. Колин в это время говорил, что уже подвел черту под списком свидетелей. Хотя в начале и планировал вызвать в суд миссис Маргрет Макфай, но потом решил, что она и так достаточно настрадалась, кроме того, едва ли ее показания смогут оказать на процесс существенное влияние.

Судья Страйк похвалил Колина за его внимательное отношение к жене покойного и посмотрел на Берта:

— Вы хотите что-нибудь сказать, мистер Мосли?

Берт отнял от лица руку и медленно поднялся, все еще думая о миссис Маргрет Макфай:

— Если суд не возражает, я просил бы сделать перерыв и продолжить заседание завтра утром. Надеюсь, что к тому времени у меня будет еще один важный свидетель.

— У вас было достаточно времени на поиски свидетелей.

— Да, ваша честь. Но в данной ситуации… — Он осекся. Судья Страйк перевел взгляд на Маргрет, которая сидела неподвижно, уставившись в пол.

— Понимаю… Понимаю. — Он вздохнул, что-то сказал секретарю, потом снова обратился к Берту: — Все мы хотели бы как можно скорее закончить слушание этого дела. С другой стороны, мы не можем отказать защите в использовании любых законных средств, способных упрочить ее позиции. В связи с этим заседание суда переносится и будет продолжено завтра, в десять утра. Если завтра свидетель не будет приведен к присяге, обвинитель и защитник должны будут немедленно подвести итоги. Я представлю обвинение на рассмотрение суда присяжных, который сразу же удалится на совещание для вынесения решения. Вы меня поняли?

— Да, ваша честь… И благодарю вас, ваша честь.

Прозвучал молоток секретаря.

Берт стал местной знаменитостью. Завсегдатаи ресторана Пата, посмеиваясь, подкалывали его, но за их шуточками чувствовалось уважение — он был теперь героем, Дон Кихотом Ист-Нортона, сражающимся с горбоносой ветряной мельницей из Харпсуэлла.

— Ни одного шанса, — говорили ему в тот день за обедом. — Или еще можно надеяться?… А почему Паркер оказался в больнице?… Этот сукин сын врет в глаза… Неужели присяжные не видят?… Они просто не знают, что за птица Паркер Уэлк… Мы — за тебя, Берт… Колин, конечно, наделал шуму… Но ты все-таки молодец, Берт… В лучшем случае это было бы квалифицировано как попытка убийства, верно?… Я имею в виду, что он все-таки намеревался убить покойного.

Берт слушал, кивал, но в разговор не вступал.

— А кто твой новый свидетель, Берт?… Миссис Макфай?… Гай?… Ты хочешь, чтобы Гай дал показания как свидетель?

Но Берт помалкивал. Он ел горячий бутерброд с копченой говядиной, запивая его пивом. Когда она уже наверняка была дома, он бросил монету в патефон-автомат, наменял у Пата доллар мелочью, зашел в телефонную будку и позвонил миссис Макфай.

Трубку взяла она сама.

Он сказал:

— Это Берт Мосли… Вы одна? Я имею в виду, слышит ли вас кто-нибудь?

— Нет, Сэма нет дома. И миссис О’Хара ушла за покупками.

— Прекрасно… Можем мы говорить откровенно, миссис Макфай?

— Откровенно?

— Откровенно. — В будке было жарко. Берт оттянул пальцем воротничок рубашки. — Это ведь ваш личный телефон?

— Да.

— Отлично. Вы были сегодня в суде. Все видели. Они оба лгали, но уличить их в этом было невозможно, увы.

— Да, я знаю.

— У меня есть единственный шанс. Вызвать вас в качестве свидетеля и задать вам несколько наводящих вопросов.

— Наводящих, мистер Мосли? А отвечать как — заведомой ложью?

— Это в интересах дела.

Последовало долгое молчание. Телефонистка попросила опустить еще одну монету. Берт бросил десятипенсовик и сказал:

— Послушайте, вы же понимаете, почему я стал его адвокатом, верно?

— Да.

— Можете считать меня кем угодно — провокатором, шантажистом. Можете меня ненавидеть. Но я так же, как и вы, хочу, чтобы Гая оправдали, хотя и по другой причине. И я полагаю, он бы никогда не вляпался в эту историю, если бы не вы. Вы, конечно, понимаете, о чем речь?

— Послушайте, мистер Мосли…

— Я ни на что не намекаю. Просто говорю, что за этим кроется нечто большее, чем убийство из милосердия. Вы прекрасно об этом знаете, как, впрочем, и я. Знает об этом и Гай. Только он никак не может признаться в этом — даже самому себе. Когда-то он верил в Бога. И всегда был честным человеком или, как говорится, человеком с моралью — называйте это как угодно. В общем, я хочу сказать, что свидетелем защиты он не годится. Если кто-нибудь и в состоянии изменить дело к Лучшему — так это вы.

— Я не знаю…

— Этот город, миссис Макфай, этих людей я слишком хорошо знаю, не в пример вам. Они хотят, чтобы его оправдали. И присяжные готовы его оправдать. Но предлог для оправдания должен гарантировать им спокойную совесть. Понимаете, о чем я говорю? Эйтаназия сразу отпадает. Эти северяне — жуткие консерваторы. Да к тому же, семеро присяжных — католики. Мы должны дать суду приемлемую альтернативу. Итак, ваш муж хотел умереть. Он умолял вас помочь ему. И вы уговорили Гая сделать это вместо вас. Вы — красивая женщина, миссис Макфай. Южанка в Новой Англии, а Лэрри был не только вашим мужем, но и лучшим другом Гая, поэтому такая версия будет выглядеть достаточно правдоподобно. Гай вполне мог пойти вам навстречу… Насколько мне известно, так оно и было… А может, идея вообще принадлежала вам. Короче говоря, если вы хотите спасти его, вам придется взять на себя роль главного злодея. Присяжные будут в восторге… Еще бы: аморальная южанка сбивает с праведного пути высоконравственного жителя Кейп-Кода. Суд воспылает к вам справедливым гневом. И его оправдают. Вас, естественно, никто судить не будет. — Выдержав паузу, он добавил: — Я прошу вас сознательно пойти на то, чтобы принять на себя осуждение людей, предназначенное доктору Монфорду. Вы полагаете, что это слишком, не так ли? Что я многого хочу?

— Да, пожалуй…

— Да… Но, учитывая известные мне факты, я подумал, что этим поступком вы просто вернете ему долг.

— Вы так считаете? — В ресторане стало неожиданно тихо — это замолчал патефон. В баре негромко переговаривались. Шеффер-пьяница, пошатываясь, но изо всех сил стараясь держаться прямо и сохранять достоинство, подошел к стойке бара и уселся на вертящийся стул.

— Миссис Макфай? — Берт прикрыл трубку ладонью.

— Я вас поняла, — услышал он наконец.

— Когда завтра я вызову вас для дачи показаний — вы же умная женщина, не мне вам объяснять… Надо только чуть-чуть смирить свою гордыню, но лишнего говорить не советую.