Раду Чобану - Сумерки

Север, гостеприимно улыбаясь, указал гостям на кресла.

— Очень рад, проходите, пожалуйста, садитесь…

И все трое опустились в кожаные темно-коричневые кресла вокруг круглого дубового столика на львиных лапах.

Софроние потер руки.

— Зима приближается…

При этих словах улыбка осветила его мясистое лицо жандарма или тенора.

— Да и пора уж, — с готовностью поддержал разговор старик, поигрывая цепочкой от часов.

Доктор Ион сидел на самом краешке, точно каждую секунду готов был встать и уйти. Неожиданно он громко и басовито кашлянул, как бы напоминая, что пришел сюда не за тем, чтобы рассуждать о погоде.

— Да-а… — произнес Софроние с широкой улыбкой и развел руки, будто собираясь обнять собеседников. Ряса его распахнулась, и матово блеснул фиолетовый атлас подрясника. — Мы бесконечно признательны господину Молдовану за нашу встречу.

— Ну-ну-ну, — засмеялся Север, — пока еще благодарить не за что.

Он взглянул на доктора Иона, но на лице у того было все то же хмурое безразличие. Не переставая улыбаться, Север спросил:

— Откуда вы родом, господин доктор?

— Из Хэлмэджиу.

Тон ответа у любого отбил бы охоту продолжать беседу, но старик, изображая воодушевление, радостно всплеснул руками и воскликнул:

— Подумать только! Стало быть, мы с вами оба горцы?

Ион Ион свирепо кашлянул, давая понять, что не склонен к пустой болтовне. Он терпеть не мог фальши. Северу стало не по себе: а что если они пришли лишить его имущества? Но тут же успокоился, взглянув на сияющее лицо Софроние.

— Стало быть, мы с вами горцы, — повторил Север, нарушив угнетающую его тишину, и с неподдельным интересом спросил: — А вы специалист в какой области?

— Гинеколог.

Север чуть было не воскликнул: «Неужели?!», но вовремя удержался. Нет, он не любил людей такого склада. Такие люди чаще всего двуличны. Этот уж точно политикан! Занимайся он своей гинекологией, зарабатывал бы раз в десять больше, чем в муниципалитете, но ему, видно, дороже политика. Кто знает, куда он метит? Окажется еще, что никакой он не врач, а просто-напросто агент коммунистов. Пора наконец выяснить, зачем они пожаловали.

В кабинет вошла Рожи в черном платье с белым воротничком и в белом передничке. Этот наряд извлекался из сундука ради особо торжественных случаев. Она расставила на столе хрупкие, как скорлупки, чашечки, разлила в них дымящийся кофе из изящного кофейника с тонким, как лебединая шея, носиком, расставила розетки с клубничным вареньем и положила в каждую хорошенькую серебряную ложечку. Рядом с розетками она поставила хрустальные бокалы с минеральной водой. Хозяин и гости молча следили за ее ловкими, проворными руками: старик с видом гордым и важным, Софроние, во весь рот улыбаясь, а хмурое лицо доктора красноречиво гласило: «Избавьте меня от ваших дурацких церемоний!»

Рожи вышла. Север указал рукой на накрытый стол и спросил:

— Могу ли я быть чем-нибудь полезен, господа?

Ректор отхлебнул обжигающего кофе и с улыбкой принялся излагать цель визита. Доктор слушал внимательно, словно следил, как бы ректор не сболтнул чего лишнего. Старик откинулся на спинку кресла и скрестил на груди руки. Софроние говорил, лицо Севера мрачнело. Речь шла о том, что Иону Иону поручено организовать медицинский факультет, со временем, вероятно, возникнут и другие факультеты, и в городе откроется свой университет. А покамест надо организовать комитеты для популяризации этого начинания и сбора средств. Неоценимую помощь могла бы им оказать госпожа Олимпия, известная своей общественной деятельностью. Старик понял, что идею создания университета подал лидер царанистов Помпилиу Опрян, но совсем не понял, какую роль в этом деле отводят ему, Северу Молдовану. Может, они нуждаются в его громком имени, чтобы придать своему начинанию солидности? С чего это вдруг царанисты стали так печься о просвещении? Что это: игра на чувствах избирателей или вербовка сильных союзников в нынешней сложной ситуации? Безусловно, они преследуют какую-то цель. Но что это может сулить лично ему, Северу, он еще не ведал. И хотел спокойно это продумать. Пока что его просят принять участие в торжественном собрании, которое состоится на будущей неделе и наметит основные организационные мероприятия…

Север решил согласиться, — участие в собрании ни к чему не обязывало. До будущей недели у него будет достаточно времени, чтобы вникнуть в суть дела. Он поблагодарил за оказанную ему честь, подчеркнул, как лестно ему участвовать в столь благородном начинании, обещал сделать все от него зависящее, чтобы принять участие в высокоторжественном собрании, которое состоится…

— Где оно, кстати, состоится, господа?

— В большом зале префектуры, господин адвокат, в восемнадцать часов, — улыбаясь, отвечал ректор.

— Понимаю, понимаю, — отозвался старик с чрезвычайной серьезностью, — для мероприятия такого масштаба, от которого зависит будущее нашего города, это самое подходящее… самое подходящее…

Доктор Ион снова кашлянул, давая понять, что разговор закончен. Гости поднялись и откланялись. Север их проводил и запер за ними дверь.

На другой день с самого утра Север, то сидя за столом, то расхаживая по кабинету, думал, как ему надлежит вести себя в создавшейся обстановке. Он слушал румынские и заграничные передачи по радио, сопоставлял факты, листал своды законов и «Правительственный вестник». Он был возбужден и взволнован, так волновался он только в юности накануне ответственных словесных баталий. Давно уже он не чувствовал в себе столько сил и бодрости. Он готовился, как полководец, к решительному сражению, стараясь предусмотреть все до мельчайшей мелочи. С математической точностью он вычислил: если возможен союз такого рода, как союз Софроние Марку с Ионом Ионом, то положение царанистов шаткое, а значит, и забота об университете, — не более как желание пустить пыль в глаза. Впрочем, университет и Севера мало заботил. Для него важно, что сейчас возникла такая ситуация, когда он, Север Молдовану, мог утвердиться в этом непривычном и неустойчивом обществе, где никогда не знаешь, какая опасность тебе угрожает.

В конце концов он выработал план действий, предусмотрел все возможные повороты и сложности.

Север проигрывал для себя ту роль, в которой выступит на готовящемся сборище. Закрывшись в кабинете, он часами сидел в кресле, откинувшись на высокую спинку и полузакрыв глаза, отрабатывал мысленно каждый свой жест, выверял каждое слово, рассчитанное на публику.

Это будет его прощальный спектакль — бенефис. Он еще покажет всем этим мошенникам и идиотам, на что он способен — он, Север Молдовану, не чета своим сверстникам, которые либо впали в детство, либо трясутся, потеряв почву под ногами.