Раду Чобану - Сумерки

Народу в поезде было немного. Влад уселся у окна и вытащил конверт. Подержал его в руках, повертел и все-таки вскрыл.

«В Центральный Комитет Румынской Коммунистической партии.

Я, нижеподписавшийся, адвокат Север Молдовану, доктор юридических наук, выпускник Будапештского университета, незаконно выселенный из собственного дома, по адресу: Бульвар 6 марта, № 8, и проживающий ныне в Мэгурянском монастыре, имею честь довести до вашего сведения:

В 1944 году, будучи владельцем упомянутого дома, я по своей воле, из глубокого патриотического чувства отказался от него, преподнеся в дар Университету, который намеревались основать, в нашем городе. Но поскольку Университет все же не был учрежден, дом остался моей собственностью вплоть до 20 апреля 1950 года, когда и был национализирован.

Учитывая вышеизложенное, а также патриотические и гражданские чувства, свидетельством которых является вся моя жизнь, и учитывая, что и теперь я бы с радостью отдал свой дом Университету, прося лишь предоставить приемлемую жилплощадь для меня и моей семьи, состоящей из моего внука, Молдовану Влада, отец которого геройски погиб, и его жены.

Убедительно прошу посодействовать мне и вернуть вышеупомянутый дом в полную собственность.

В заключение могу добавить, что мой внук, Молдовану Влад — рабочий, член коммунистического союза молодежи, пишет стихи и другие литературные сочинения, которые обсуждаются на писательских конференциях.

В надежде, что настоящая просьба будет удовлетворена и уважена, разрешите заверить в искренней преданности и уважении.

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Да здравствует борьба за мир!

Влада кинуло в жар, он вынул платок и вытер потный лоб. Было ясно, что бедный старик совсем рехнулся… Что же делать?

«Чтобы успокоить, пошлю ему какую-нибудь квитанцию», — подумал Влад.

Он аккуратно порвал письмо сперва надвое, потом на четыре части, потом изорвал в мелкие клочки. Поднялся и выкинул их в окно. Обрывки роем белых мотыльков разлетелись по ветру.

Север гордился — еще бы, восемьдесят три года исполнилось, но втайне надеялся жить и жить, прожить по меньшей мере столько, сколько его отец, а тот прожил девяносто один год. А ему что мешает? Ламби хоть уже восемьдесят шесть стукнуло, а здоров как бык! Как-никак его кровный брат! Старик гордился годами и здоровьем брата, как своими собственными. Но сам слабел с каждым днем. Впрочем, еще бы не ослабеть, когда живешь в постоянном холоде и голоде, перебиваешься с хлеба на воду. Полгода пост, а другие полгода мамалыга без мяса… Хорошо еще, Влад нет-нет, да и привезет ему что-нибудь сладенькое из города…

Старик отломил кусочек Марилениной баклавы и облизнул липкие пальцы. Он приготовился уже лечь спать, разулся, и тут ему пришло в голову еще разок перечитать завещание. Старик составил его еще до того, как перебрался сюда. Так, на всякий случай, мало ли что с человеком может случиться.

Поначалу он собирался отписать весь дом Владу, но потом передумал. Времена нынче не те, у владельца такого прекрасного дома сразу появятся и враги, и завистники, будут смотреть косо, да и налоги обременительны! И Север решил оставить всем по комнате: одну Владу, одну — Марилене, а как же иначе, она их приютила, ей по праву полагается, Думитру — он ему там помогал, Джине, Иоане, Иоану Богдану, хоть эта змея Наталия комнаты не заслужила; епископству, пусть Никулае делает с ней, что хочет, зато душа Олимпии успокоится, церкви тоже немало досталось — целая комната! Все остальное тоже Владу, но с условием, что он все продаст, а деньги вложит в какое-нибудь выгодное дело. Господь укажет ему, как поступить! Так же распорядился Север и со своими двенадцатью участками земли в Л. Они так и остались незастроенными пустырями. Север все ждал лучших времен, в конце концов не сумел выплатить налоги, и землю у него конфисковали. Эта поездка решит все! Он все себе вернет! Все же он не кто-нибудь, а адвокат Север Молдовану! Ламби? Север никак не мог решить, как с ним обойтись? С одной стороны, Ламби его приютил у себя в монастыре, а с другой сразу повел себя грубо, не по-родственному, бог знает чего от него требует, просто ненормальный какой-то! Пожалуй, не будь от Никодима письма, неизвестно еще, приютил ли бы Ламби брата? Нет, Ламби ничего не заслуживает, но все же старик смилостивился и выделил ему один участок земли и, расщедрившись, прибавил все бутыли, ящики и бочки, которые некогда служили хозяйственным нуждам, а теперь без дела валялись в погребе у Марилены. Старик все мучился и не знал, как ему поступить с каракулевой шубой, кому ее завещать? Джине, дочери Валерии, или Марилене? Олимпия, конечно, предпочла бы Джину, а старику все же хотелось оставить шубу Марилене. В конце концов скрепя сердце Север решил завещать шубу будущей жене Влада. Так никому не будет обидно. За последнее время мех на шубе еще повытерся, но ее можно будет перекроить. Как-никак настоящий каракуль! Где теперь такой найдешь? Остальная мелочь: чемоданы, постельное белье, шведская папка для бумаг, — единственная вещь, уцелевшая от северовского кабинета, черное портмоне из крокодиловой кожи, карманные часы «Омега», золотую цепочку старик давно продал, — останется Владу… А перочинный ножик он оставит… Киве, кладбищенскому сторожу, пусть и у него сохранится добрая память о господине адвокате.

Закончив чтение, старик растрогался от собственной щедрости. Тем более что ничего отдавать пока еще не было надобности. Он вынул из кармана часы и приложил к уху. Замечательные часы! А ведь им уже шестьдесят первый год. И каждый день Север слышит их тихий и ровный ход. Слава богу, часы еще при нем, в кармане жилета, и перочинный ножик еще лежит здесь, на столе. Нет, Север еще не собирался отдавать богу душу, перебираться туда, где обитали Олимпия и Ливиу. Нет, нет! Он еще поживет! Слабость пройдет, как только он выберется отсюда!

Руки и ноги у него окоченели, а по позвоночнику будто пролегла ледяная дорожка. Старик прикрутил фитиль и погасил лампу. Комната сразу наполнилась запахом керосина. Север натянул одеяло до самого подбородка. Все будет хорошо. День-два он погостит у Марилены и передохнет. Потом поедет в Бухарест. Там он остановится у Джины и поживет у нее, пока не добьется приема. Не может это долго тянуться. Все образуется, устроится. Первым делом он пожалуется, что ему не ответили ни на одно из его четырех писем. Не могли же они по пути затеряться, все четыре Влад отправил как заказные, и у Севера имеются квитанции. А после того, как он изложит подробно всю свою историю, ему, бесспорно, вернут и дом, и земельные участки. Недаром он был членом коллегии адвокатов, он знает, как взяться за дело, чтобы его выиграть. И потом это его выстраданное право. Он не какой-нибудь Беша, мелкая сошка, он адвокат Север Молдовану, кое-что сделавший для своей страны. Он был руководителем делегации в Алба-Юлия в 1918 году… хотя нет, сегодня, вероятно, не стоит упоминать о подобной деятельности…