Тонино Бенаквиста - Сага

Уолтер. Можете сказать и похуже что-нибудь, все равно забуду, как только выйду за дверь.

Он снова обнимает ее и расстегивает несколько пуговок на платье.

В комнату, ковыляя, вваливается Тристан. Прежде чем растянуться на своем диване, всматривается в наши застывшие силуэты, окруженные ореолом от ламп.

— Это никогда не пройдет, — говорит Жером.

— Для домохозяек, покупательниц телемагазина, еще куда ни шло, — говорит Луи. — Но в это время, вообще-то, еще и детишки в школу собираются.

— Честно говоря, что рискует сильнее травмировать восьмилетнего малыша: «О, Спектор, повелеваю тебе наслать на землян вирус, который пожрет их мозг» или «Мне всегда хотелось попробовать мужской запах с примесью ванили»? — спрашивает Матильда.

Сегюре ответил бы, что второе. Наверняка потому, что это травмирует и самого Сегюре.

— А если бы сериал спонсировал продавец ванильного мыла? Что может быть лучше для сбыта, чем перепихон? По всей стране ваниль втюхивается как Аромат, Возбуждающий Женщин: дескать, они от него просто балдеют. Представляете, каким ванильным духом понесет из метро в часы пик?

— Тебе пора поспать, Марко.

С общего согласия решаем сохранить сцену, даже если потом придется ее подсластить. Три часа ночи, и Луи предлагает нас подвезти, но Матильда предпочитает пройтись пешком.

— Чтобы проветрить голову, не то я вообще не засну.

Предлагаю проводить ее часть пути. Нельзя же упустить случай прогуляться по предрассветному Парижу под ручку с женщиной. Чтобы приглушить свою сексуальную неудовлетворенность хотя бы романтикой. Идем по улице Турвиль в сторону Дома инвалидов. Тема для беседы есть: сейчас самый идеальный момент, чтобы проконсультироваться у специалиста.

— Ваше предположение о многосложном вызове далеко не лучшая гипотеза, — говорит она. — Слишком замысловато для такой молодой жизнерадостной женщины, как Шарлотта. Исчезнуть — значит дать вам шанс. Пойдем по порядку.

Она разыгрывает из себя семейного консультанта. И довольно убедительно.

— Итак, вызов номер один: Шарлотта вынуждает вас догадаться о причинах своего ухода, не дав вам ни малейшей зацепки. Вы думали над этим?

Аж до головной боли. Стоит мне лечь в нашу постель, как начинаю изводить себя, пытаясь понять, какую ошибку совершил. Единственный правдоподобный ответ — не в пользу Шарлотты: она не смогла принять, что я становлюсь наконец тем, кем всегда хотел стать.

— В одном моем романе есть та же схема, — поясняет Матильда. — Так что я неплохо в этом разбираюсь, чтобы сказать: слишком много психологии. Судя по вашим описаниям, Шарлотта полная противоположность тем женщинам, которые по-матерински опекают своего мужчину из страха, что он однажды полетит на собственных крыльях. Как и большинство из нас, она предпочитает бабочек, а не куколок. Перейдем к следующему пункту.

Матильда упорна, как санитар на поле боя.

— Вызов второй: поживите-ка без нее.

Вот в этом вся Шарлотта! Считать себя незаменимой! А все потому, что как-то вечером я попросил ее выйти за меня! Не знаю, что на меня нашло, мы с ней тогда вышли из кино после «Доктора Живаго». Было лето, возвращались домой пешком, с пивом в руке. И вдруг на улице Пти-Карро я предложил ей пожениться. В голове еще крутились последние кадры фильма: Омар Шариф бежит за своей Ларой и падает замертво, а та ничего даже не замечает. Глупо, но я, наверное, подумал, что брак — все же некая гарантия от таких вот инфарктов. Ничуть не растерявшись, Шарлотта ответила: «Давай!» Но к мэру мы так и не попали из-за этой чертовой выписки о рождении, которую я не удосужился получить. Всегда терпеть не мог «Доктора Живаго». Но у Шарлотты это любимый фильм. Как я смог прожить шесть лет с женщиной, которая обожает «Доктора Живаго»?

— В «Той, что ждет» я подробно описала воздействие утраты. Это история женщины, очень несчастной в любви, которая инсценирует свою смерть. И вдруг тому, кто ее бросил, начинает ужасно ее не хватать. Он изо дня в день вспоминает о ней как о сокровище утраченной любви. Она же позволяет разлуке работать на нее, но долго ли это продлится? Не забудет ли он ее в конце концов? Чтобы избежать этого фатального исхода, она вынуждена шпионить за ним.

Мы огибаем Дом инвалидов и выходим на эспланаду. Сколько влюбленных по всему свету мечтают в этот самый миг оказаться в Париже?

— Ваша Шарлотта не из таких, но и она наверняка думает, что, отдалившись немного, станет только притягательнее. Перейдем к третьему вызову, самому важному, который побуждает вас отыскать ее.

Пока я не собираюсь тратить время на капризы и душевные тонкости какой-то девицы, будь она хоть женщиной моей судьбы. «Сага» — прежде всего.

— Почему бы вам не собрать нас всех четверых для хорошего мозгового штурма, как говорит Жером? Не думаю, что вы способны в одиночку выследить вашу Шарлотту лучше, чем это сделала бы команда частных детективов. Разве поиск пропавшей возлюбленной не прекрасный сюжет для фильма и не заслуживает нескольких дополнительных участников?

Еще немного, и я расцеловал бы ее прямо тут, перед мостом Александра III. Как же мне надо было поговорить о Шарлотте! И лучшего случая, чем этот, мне никогда уже больше не представится. Столько поэтического пыла можно найти только в кино. Или в одном из любовных романов, которые Матильда писала всю жизнь.

— Вы не рассердитесь на меня, если я признаюсь, что не читал ни одного романа издательства «Феникс»?

— Зачем тратить время на чтение? Тем более «розовых» романов.

— Я раскрыл один из любопытства. В списке публикаций ваше имя не значилось.

С ее губ срывается ироничный смешок.

— С такой фамилией, как Пеллерен, я бы за всю жизнь не продала и десяти экземпляров.

Мы зашагали быстрее, чем мне бы хотелось, словно упоминание о ее прошлой жизни рассеяло хрупкое волшебство. Она опирается на мою руку, как дама на балу. Вижу в этом лишь знак доверия.

— Восемь романисток, которых я приютила под своим пером, написали все эти истории ради одного-единственного мужчины.

Проходя мимо Гран-Пале, Матильда рассказывает мне о своих первых шагах в «розовой» литературе, о встрече с наставником, Виктором Эбраром, о создании издательства «Феникс». Между Гран-Пале и началом Елисейских Полей уложилось двадцать лет ее жизни. Двадцать лет боли и преданности подлецу, который выбросил ее, словно сломанную игрушку.

— Хотите, набью ему морду?

Она чуть грустно улыбается. Должно быть, я похож на услужливого, но слишком запоздалого и не очень-то надежного рыцаря.

— Вы прелесть, Марко, но я не хочу, чтобы мне его попортили раньше времени. Для того, что я ему уготовила, он должен быть в полной форме.