Тонино Бенаквиста - Сага

Потрясенная Мари теряет дар речи.

Голос за кадром. А если я предложу вам уехать, немедля, сегодня же вечером, и все бросить ради него?

Мари. Я… не знаю…

Голос за кадром. Так что вы ответите?.. Быстро!

Мари. Да. Я скажу «да».

Мы все поздравили друг друга. Старик сказал, что не прочь съездить домой и принять душ перед схваткой с Сегюре. Они с Элизабет договорились встретиться на съемочной площадке, и он попросил ее разыграть святую невинность, когда явится Сегюре и с тяжелым сердцем объявит ей об увольнении. Матильда, еле живая от усталости, заявила, что вернется домой пешком. И одна. Тогда Старик предложил подбросить меня. Жером протянул Элизабет руку в знак примирения, а она его попросила не называть ее больше «мадам Пластырь». Он обещал. Она его чмокнула, прежде чем упорхнуть.

По дороге мы с Луи молчали, глядя на дождь, бьющий в ветровое стекло. Потом он сказал:

— Мы с Маэстро всегда мечтали написать историю без всякой драмы. Не немой фильм, а просто историю без слов. Только жесты, выражающие счастье. Это происходило бы в мире, достигшем вершины эволюции, где больше никто никому не хочет зла. Безмятежные приключения.

В автобусе, который везет меня в контору, какая-то дама встает, и никто не претендует на ее место. Я сажусь рядом с маленькой группкой, которая меня даже не замечает.

— Ну вчера вечером Милдред и учудила!

— С частным сыщиком?

— Ага, черт. Тип приходит сказать, что ему известно прошлое Существа, а она его за дверь выставила! Порвала все доказательства и даже знать не хочет, кто этот дикарь, который ей ребенка заделал!

— Вроде такая умная девица.

— Помяните мое слово, между Камиллой и террористом дело плохо обернется.

— Я сам уж которую неделю это твержу. А Рене верить не хочет!

— А знаете, что хуже всего? Моей малышке Селине еще двенадцати нет, а она уже решила философию изучать. Так влюблена в Камиллу, что хочет во всем быть как она.

— А у меня жена как завидит Уолтера, так вздыхать начинает.

— Это чтобы вас подразнить, Жан-Пьер.

— Хотя на вашем месте я бы поостерегся. С тех пор как Мари ушла, ему чертовски нужна подружка.

— С алкашом она бы никогда не смогла жить.

В девятнадцать тридцать, как было обещано, «Сага» так и не вышла. По решению уж не знаю какого высшего начальства сериал отныне крутят по четвергам в двадцать сорок. В самый прайм-тайм, как они говорят. Двенадцать заключительных серий пойдут по одной в неделю. При таком ритме последняя выпадает на 21 июня. Я и мои сообщники ждем лета с некоторым нетерпением.

В газетном киоске беру «Экономические новости». Мне они понадобятся для одного диалога между Фредом и миллиардером из Гонконга. Всего лишь чтобы выудить оттуда кое-какие термины, для правдоподобия, поскольку сам я в финансовых делах ничего не смыслю. Надо бы мне интересоваться этим побольше: я уверен, что мой банкир вешает мне лапшу на уши, предлагая свои дурацкие биржевые махинации. У него это прямо наваждение какое-то. Может, я разбогател? Не знаю.

— Мсье Марко, я поспорил с приятелями, что бывшая жена Уолтера объявится на свадьбе Джонаса. Ну хоть намекните…

С тех пор как этот малый из газетного киоска увидел мое фото в журнале, он стал идеальным пресс-атташе. Говорю ему, что он может преспокойно удвоить ставку. Тот на радостях сует мне «Теленеделю», тыкая пальцем в маленький звездообразный вкладыш — «Тест: вы Каллахан или Френель?». Выигравшие смогут присутствовать на съемках. Джессика, крошка, играющая Камиллу, красуется на обложке «VSD». Под ее фото в бикини ее же слова: Камилла вернула мне вкус к жизни. Узнаваема с трудом. Даже не подозревал, что у малышки такая грудь. Киоскер меня спрашивает, какая она в жизни, и я честно отвечаю: никогда с ней не встречался. Тут до меня долетает истошный вопль Матильды. Поднимаю голову — она отчаянно машет мне руками из окна конторы. Хочет, чтобы я накупил ей дебильных журнальчиков с задницами звезд и свадьбами принцев. Несмотря на все уважение, которое я к ней питаю, никак не могу понять, что ее завораживает в куче сплетен обо всех этих выродках, которые никого больше не интересуют. «Это мой сокровенный сад! Это мой сокровенный сад!» Только это и твердит, когда мы с Жеромом требуем у нее оправданий. Этот сокровенный сад мне представляется довольно диким местом, заросшим плотоядными цветами и неистребимым бурьяном. Но кто знает, может, она находит там немного вдохновения для «Саги»? Даже не поздоровавшись, она набрасывается на журналы и вытаскивает свой толстенный гроссбух, куда вклеивает фотографии и статейки. И этой женщине под сорок!

Жером потягивает кофе и мутным глазом просматривает ворох ежедневной почты. Наткнувшись на что-нибудь смешное или оригинальное, зачитывает нам вслух. Сегюре еще не явился. Он взял за привычку таскаться сюда каждую пятницу утром, чтобы ознакомить нас с последними результатами опросов и со всеми новыми директивами по поводу «Саги». Не человек, а какой-то неиссякаемый гейзер директив. По поводу всего — установок, целей и задач, рейтингов и рыночного охвата, что я не слишком понимаю, если со мной не говорить на человеческом языке. Раздираясь между гордыней и испугом, он мне втолковал, что по рейтингу «Сага» переплюнула воскресный вечерний фильм. На следующей неделе обошла финал Кубка Европы по футболу. Он распродал «Сагу» по всей Европе, а американцы заинтересовались покупкой прав для ремейка. Правда, они хотят вывернуть все наизнанку — это Френели, типично французская семья, поселятся напротив Каллаханов. Сериал собираются снимать в Лос-Анджелесе, и от этого мы с Жеромом размечтались. Лос-Анджелес… наша «Сага» под американским соусом: солнце, небоскребы, участие звезд, адская музыка, какая-нибудь накачанная силиконом красотка в роли Камиллы, взрывы, каскадеры — да все, полный восторг! Даже если примеры Сегюре говорят сами за себя, у меня все равно не укладывается в голове подлинная популярность сериала. Пытаюсь представить себе восемнадцать миллионов человек, которые пялятся на одну и ту же картинку. Пытаюсь вообразить их всех в бескрайней пустыне, единой толпой, глядящей в звездное небо, где каждый персонаж размером с Большую Медведицу, а вся сцена разворачивается, насколько хватает глаз, до самых пределов Млечного Пути. Но это видение довольно быстро рассеивается, и Сегюре опускает руки. Он набрал силу на нашем канале, не говоря о златых горах, которые ему сулят на других. Он теперь чудо-продюсер французского телевидения, своего рода гений-провидец, соединивший животрепещущую идею со сверхсовременным решением, сложность замысла со стремительностью исполнения. Дает интервью не меньше, чем актеры сериала, какой-то «негр» пишет для него книжонку («„Сага“, или Тысячелетний итог сказительства»). Его приглашают на семинары по всему свету, чтобы он поделился с тысячами профессионалов своими производственными секретами. Сегюре теперь важный вельможа, свободно вхож повсюду.