Тонино Бенаквиста - Сага

В первые дни я думал, что это какое-то совпадение. Но потом, со временем, вынужден был признать очевидное. У входа в мой дом установилась вполне парижская традиция, скоро она станет туристической достопримечательностью, и на мою улицу будут ходить, как на Пер-Лашез. Тротуар у дома 188 по улице Пуассоньер стал кладбищем телевизоров. Ночной прилив приносит сюда десятки этих раздолбанных ящиков и выплескивает в сточную канаву. Их тут везде полно, штабелями перед входом или просто навалом у стен. Это как анекдоты и слухи — никому не известно, откуда они берутся, но распространяются быстрее вируса. Кажется, об этом даже сообщали в региональных новостях. Издалека это можно принять за произведение современного искусства, вблизи за свалку, но, если подналечь на символизм, можно увидеть в этом и некий упадочнически-электронно-лучевой мавзолей, монумент, воздвигнутый в честь «Саги». Бомжи и барахольщики всех мастей выковыривают оттуда детали, и их движения напоминают странный балет, где мне отведена роль мелкого призрака, вынужденного красться ранним утром вдоль стен. Коли пишешь всякую жуть, она с тобой в конце концов и случается.

Сворачиваю за угол в свете нарождающегося дня.

Никого.

В конце концов, что такое один квартал, один убогий парижский квартал, когда эту треклятую «Сагу» передают по всей Европе благодаря спутниковому телевидению?

Спускаюсь в метро, направление — площадь Согласия. Не зная, как убить время до встречи, присаживаюсь у решетки сада Тюильри.

Никогда мне так не хотелось поговорить с кем-нибудь. С кем угодно. Хоть с первым встречным.

С тех пор как я появляюсь дома только в надежде найти там какой-нибудь знак от Шарлотты, мобильный телефон стал для меня повседневной необходимостью. Ценный предмет при кочевой жизни, он дает бродяге иллюзию связи с другими. В моем случае это и впрямь не более чем иллюзия. Разве что анонимные звонки стали реже.

Не знаю, кому позвонить.

У матери после того незабвенного 21 июня постоянно натыкаешься на автоответчик, она его уже не выключает. Ей пришлось объясняться по поводу «Саги» со своими сослуживцами. В столовой рядом с ней больше никто не садится. Разве мог я такое вообразить? Она дает мне приют, когда больше некуда пойти, но я быстро увязаю в оправданиях, которые ее не удовлетворяют. Беспрестанно шпыняет меня своим: «Как тебе в голову взбрело… как тебе в голову взбрело», словно каким-то словесным стрекалом, я это слышу, даже когда остаюсь один. Остальное время таскаюсь от гостиничного номера до киношки, от закусочной до скамейки в каком-нибудь сквере. Делаю из своих блужданий своего рода высокое искусство, а из анонимности — экстремальный вид спорта. Моя жизнь похожа на фильм о Сопротивлении. Я мог бы укрыться у двоих-троих приятелей, что у меня еще остались, но прекрасно знаю, что все разговоры будут об этом. Только об этом, и ни о чем другом. А я, стоит мне заговорить о восьмидесятой серии, с трудом сдерживаю слезы. Это сильнее меня. Готов разреветься, как маленький, даже не зная толком почему. Я ни капли не чувствую себя виноватым, ни секунды не жалел о том, что мы сделали, и не желаю вымаливать никакого прощения. Мне хочется сказать, что эта серия вовсе не была оскорблением, выплюнутым в лицо двадцати миллионам приверженцев «Саги». Мы не пытались устроить избиение младенцев, не пытались посчитаться с теми, кто давал нам средства к существованию. Мне предложили оправдаться перед ними напрямую, в каком-то популярном ток-шоу, но я не пошел. Это было бы просто судилищем с заранее известным приговором: забить камнями до смерти. На прошлой неделе в тележурнале была заявлена тема: «Стреляйте в сценариста». Наверняка я струсил, но мое выступление окончательно бы меня погубило. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь вернуться к своему ремеслу. Продюсеры фильма, сценарий которого я должен был писать этим летом, дали мне понять, что ни один дурак не наймет типа, способного вонзить нож в спину своим работодателям. Я пробыл сценаристом всего один сезон. «Сага» мне все дала и все отняла. Она вырвала у меня даже то, что, как мне казалось, я никогда не смогу потерять. То, на что все имеют право. Час передышки, дружелюбное слово. Чтобы тебя просто кто-то выслушал, хотя бы минутку, без попреков, без презрения.

Солнце уже высоко. Жизнь возобновляется, без меня. Мне необходима Шарлотта. Необходимо быть услышанным, хотя бы на минутку. Без попреков, без презрения…

В конце концов, для этого есть специальные люди.

Мари звонила им, когда хотела высказать то, в чем не могла открыться своим родным.

— «SOS, друзья». Я вас слушаю.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте.

— …

— …

— Я звоню, потому что не знаю, с кем поговорить. Остаться одному ужасно, но вдруг осознать это еще ужаснее.

— А ваши близкие? Семья у вас есть? Кто-то, на кого вы можете рассчитывать?

— В настоящее время не знаю никого, кто захотел бы назвать себя моим близким.

— Что вы хотите сказать?

— А вам бы хотелось водить дружбу с врагом общества номер один?

— Проблемы с полицией?

— И да и нет.

— Вы не могли бы уточнить?

— Я не в розыске. Официально, по крайней мере. Меня обвиняют всего лишь в идеологическом терроризме, в манипулировании людьми с помощью вымысла и в покушении на безопасность государства.

— …

— Я уже проиграл главную битву: нация против меня.

— Порой, когда все идет не так, кажется, будто против нас заговор.

— Думаете, у меня паранойя?

— Нет, я лишь прошу сказать мне простыми словами, что у вас не ладится.

— Когда каждое утро находишь перед своим домом десятки телевизоров, трудно подобрать простые слова. Скажем так: где бы я ни появился, мне навешивают ярлык предателя. И этот ярлык прилипнет ко мне на долгие годы. Однако я не чувствую за собой никакой вины, и моя проблема лишь в том, что я не знаю, уехать мне или остаться.

— Уехать?

— Сбежать, если предпочитаете. Попытаться начать жизнь заново в другом месте. Я из-за этой мысли свихнусь. У меня нет ни малейшего желания покидать свою страну, город, где я родился, стены, которые знаю с детства. Как можно смириться с приговором к изгнанию?

— …

— Вы понимаете?

— Бегство, изгнание, новая жизнь… Вы говорите как военный преступник. Притом что вы так и не сказали точно, что же с вами произошло…

— Вам тоже нужны голые фразы? Я это сделал не один. Нас было четверо. Вам знакомы эти слова: «Коли пишешь всякую жуть, она с тобой в конце концов и случается»?

— …

— Алло?

— Вы один из сценаристов «Саги».

— ?..

— …

— Знаете, я совсем не такой.

— …

— Вы еще слушаете?..

— …

— Сами же видите, я не параноик.

— …

— Так мне лучше положить трубку?