Евгений Кирьянов - Становление бытия

Но как возможно снять актуальность противоречия с усвоением его в новой закономерности связей? Но, во-первых, нет априори никаких критериев неразрешимости противоречий парадокса внутри структуры данной логосности. Критерии могут быть только привнесёнными извне.

И это значит, что противоречие и парадокс обращены для своего опознания в возможности разрешения не в замкнутость существующей логосной парадигмы, а в открытость примордиальной несвязанности никакими априорными условиями. То есть, перспективу разрешения противоречия в Новом Логосе не отменяет в выборе никакое наследие ограничительности и предпочтения от прежнего Логоса.

Это единственное, что сопровождает выход в открытость для формирования диалектического синтеза. И потому оно должно присутствовать и в фактуре нового аргументирования. Сама эта фактура должна содержать — как элемент образования специфики металогического следования — момент отчуждения логизирующей мысли от того, чем не обусловлены подлежащие осознанию в Новом Логосе событие или вещь.

Всякое сущее и всякое событие получают в осознании их осознающим сущим меру себя как понятия. И эта мера задаётся совокупностью качеств (характеристик), определяющих сущее в его чтойности. Мы будем допускать возможность наличия у всякого сущего сколь угодно большого разнообразия этих характеристик. Но также мы постулируем возможность такого положения вещей, когда могут отсутствовать любые из них. То есть, мы не ограничиваем себя в предположении существования любого такого набора. Этим мы выражаем подозрение, что не существует никаких априорных ограничений для бытия сущих с любыми качествами.

Такое предположение совершенно непродуктивно, и даже не слишком осмысливаемо. Оно всего лишь делает вклад в общую парадигму определения безграничности априорных гносеологических посылок.

Но, опускаясь в прагматизм почти формального логизирования, мы таким образом позволяем себе рассматривать совокупное качество всякого сущего в оценке емкости его информативного объёма и содержания. И, например, такое сущее, даже и имея в восприятии наблюдателем (субъектом) природу материального, может быть лишено всех характеристик, кроме одной (существовать). В этом выражается его полная информационная нищета. Оно не имеет почти никакой «прописки» в мире своей явленности. Тут надо понять, что даже если это материальное тело, то мы допускаем и то, что у него нет, например, массы или размера. Внимание! Не так, чтобы они были равны нулю, но их нет ни в каком модусе определённости. Даже нельзя сказать, что это материальное тело по массе равно себе. У него нет никакой массы — даже нулевой.

И нам надо понять, что два сравниваемых события или сущих могут опознаваться в различии только тогда, когда существует хотя бы одна характеристика, по которой они отличаются. И мы не можем их распознавать в различии, если это не так. Такое утверждение может показаться исходно бессмысленным, поскольку даёт возможность для отождествления сущих совершенно разной природы. Но ведь опознание в разноприродности их требует необходимости существования качества, в котором они и воспринимаются как различные в общем осознании их явленности. И, кроме того, даже если наше восприятие и осознание базируется на интуиции, которая подсказывает нам различие двух конкретных сущих, но отсутствуют различающие общие их характеристики, мы можем считать их тождественными в меру данной логической парадигмы…

Всё сказанное выше следует отнести к сущим любой природы. И ещё следует подчеркнуть, что факт сравнимости природы любых сущих находится в зависимости от меры и специфики восприятия их осознающим в «наблюдении» субъектом. И от меры узости и ограниченности его восприятия. Ведь субъект и сам есть и сущее. И как таковой он определён в своих качествах, которые могут коррелировать с наблюдаемыми им сущими в разной мере соотнесённости. Вплоть до неопознавания их вообще. Итак, у нас есть фундаментальное положение, которое находится в основании критерия отождествления сущих в заданной таким образом логической парадигме. Мы остановимся на теперь сказанном в требовании к общему положению о соотносимости сущих в их тождественности и инаковости.

Мы рассмотрим здесь только один пример, который может прояснить кое-что из вышесказанного. Он отсылает нас к словам Гераклита: ….

Знак индивидуального сознания и его значение — одиночество, оставленность. Отсутствие как отсутствие сокрытого. Осознанное личное существование есть «отчуждённость для себя».

В остроте осознания оставленности человек узнаёт, что он вошёл «не в тот мир». Мир, в котором отсутствует то, во что посвящён входящий в него и что он желает обрести, только лишь ещё предосознавая его. Это посвящение есть он сам в себе. С этим он входит в мир. Это можно назвать принципом личности субъекта, делающим его фундаментальным субъектом воли. И он получает. Но, получив, остаётся обделённым, поскольку всякое полученное им в мире есть подмена. Это не более чем имитация получения того, чего он неосознанно или осознанно взыскует. Что же вошедший в мир получает? Он может получить, и даже обольщает себя этим, всё имеющееся в этом мире. Но, получая это, он сокровенно помнит, что получает в разных «упаковках» нечто одно. И оно предъявляет себя, подобно Протею, каждый раз в чём-либо ином. Человек осознаёт, что сам Протей всегда ускользает. Но всегда остаётся при ищущем само отсутствие того, что он ищет. Именно актуальное гипостазирование отсутствия и есть подлинный знак личного существования. Или, иначе, присутствия фундаментального субъекта.

Фундаментальный субъект определяется в целостности как таковой. Он сохраняет промежуточность содержания между «эмпирическим субъектом» и «трансцендентальным субъектом». Но, не будучи ни тем, ни другим, он определяется и не в их синтезе, а «в себе».

Таким образом, человек находится в поиске того, в чём есть единственное целеполагание для него. В этом состоит метафизическая природа осознающего, поскольку осознание есть «определяемость для себя» в лишённости (самоопознавание в лишённости). И чем острее это чувство лишённости, тем вернее оно переносится в причастность к всё менее предметным сущим мира, трансформируясь в обострённое чувство оставленности, одиночества, отчуждённости и лишённости единственно значимого.

Фундаментальный субъект и есть субъект той заброшенности и того одиночества в лишённости, в которых выявляется его субстанция. Это есть «тело» мотивации к стяжанию блага как такового в определении.

Но это значит, что подобное мироощущение имеет для себя универсальную причину. То есть, все интуиции о принципиальной лишённости имеют общее парадигматическое основание, но претерпевают разнообразие только подставные сущие, присваивая себе значимость перманентного разрешения проблемы лишённости.