Евгений Кирьянов - Становление бытия

Если это так, то нет никаких оснований предполагать, что искомая предельная, стоящая за всеми сущими ценность не есть единый универсальный принцип восполнения всякой лишённости. Но в универсуме сущих в перманентном обретении искомого сокровища опознание его тем неопределённее, чем интенсивнее эскалация модуса опознавания в универсальности целеполагания. Ищущий утрачивает все опоры, теряя их в сущих и не восполняя утрату ни в чём ином.

Таким образом, в круг осознания в понятиях всякая сущность тем более имеет основание быть включённой, чем более полагается универсальность сущности в совлечение признаков причастности к миру сущих. И в этом есть момент возвращения к положению до вхождения субъекта в мир. То есть, предчувствие приближения к тому, во что субъект был исходно посвящён, входя в мир в качестве носителя предпосылок для этого по своей природе.

Это вхождение субъекта в мир есть истинное наполнение личным всякого индивидуального осознания, и в этом смысле оно имеет метафизическое содержание.

Но осознать искомые универсальные субстанции надлежит в преодолении мысленной дистанции между этими не вписывающимися в умопостигание и не допускающими полагания в определённость осознания сущностями. В таком акте все возможные в осознании подобные сущности ещё до недостижимой полноты определённости осознаются в едином универсальном, лишённом признаков качественности. То есть, как одно. Для этого есть ещё и то основание, что между осознаваемыми в умопостигании субстанциями отсутствует всякая иерархия. И потому предельность в проявлении их сущностей и позиционирует их как одно. Всё же мыслимые частные их модальности суть всего лишь имена этого одного. Таким образом, не следует признавать, например, что одно из них есть источник другого в смысле безусловного превосходства положения в иерархии, но даже и мыслимый источником является вместе и рождённым от источника.

Это тот Абсолют, который содержит в себе всё возможное к инициированию воплощения сущих, для которых он, действительно, безусловный источник. И он, являясь Абсолютом, не оставляет для сущих полноты меры причастности к себе. Но оставляет только в качестве образа этой причастности. Понимать это нужно так, что в свете присутствия абсолютного сущее опознаётся в принципиальной неполноте онтологического статуса.

Далее надлежит рассмотреть два затруднения. Первое состоит в необходимости выявления доли какого-либо соучастия друг в друге сознающих индивидуумов. А разрешение второго затруднения должно ответить на вопрос об актуальности поиска такого Абсолюта для себя.

Последовательное погружение во всё более глубокое и острое переживание гипостазированной лишённости совлекает с осознания себя включённым в поток жизни в «этом мире» причастность к судьбам сущих мира. Исходный инстинкт посвящённого в то, что не вмещается в мир, но присутствует в человеке как предчувствие и надежда, всё больше обесценивает факт причастности человеческой судьбы в её метафизической значимости судьбам эфемерной определённости сущих мира. Но именно в них содержится потенциал и природа всякого отчуждения. С отчуждением мира сущих утрачивается и всякое отчуждение той природы субъекта, которая положена вне пределов связей между сущими. Эта природа и есть самодостаточность сознания во включённости его в мировой поток. Отчуждаясь от облачения в сущих, сознающее существо остается наедине со своим одиночеством и своею лишённостью. И опознание в этом себя как личного фундаментального субъекта становится доминирующим мотивом его существования. Но в отношении к другим субъектам он претерпевает двоякую трансформацию. Он естественным для себя образом утрачивает тенденцию измерения этого отношения именно в категориях причастности сущим и надъестественно инициирует в себе новое отношение. Отношение, в котором доминантой становится модус одиночества и лишённости (единственный доступный для него теперь). Парадоксальным образом перенося его на все живые существа. Здесь проявляется природа соучастия в одиночестве и оставленности. И перспектива всей возможной полноты осуществления такого соучастия с отчуждением сущих всё больше раскрывается.

Здесь следует признать, что личность как принцип присутствует уже в трансперсональном сознании и не имеет прямого отношения к модусу персональности. Ведь персональность есть продукт падения в множественность, а личность есть достояние единства. И она рождается.

Но вернёмся к вопросу об актуальности такого рождения. Ведь никакие оправдания существования или несуществования предмета поиска в мире сущих невозможны. Значит ли это, что такого оправдания не существует вообще? Возможно, что не существует более трудного вопроса, чем этот. Но не оставляет предчувствие, что сам этот вопрос отсылает мысль человека к разъяснению в область сущих и, тем самым, необходимо снижается сама смысловая посылка вопроса как плод фантомной спекуляции. В таком случае существо запроса циркулирует в сфере сущих по свойственной их миру парадигме дихотомического утверждения в выборе. Таков, в частности, вопрос о существовании Бога.

Но в любом случае вопрос о существовании Абсолюта снимается на уровне критерия Существования Абсолюта-Для-Себя (в себе). Это есть и вневременное рождение Единым себя Иного в себе.

А для сведения воедино разрешения этого запроса для человека необходима трансцендентная переправа между миром человека в модусе фундаментального субъекта и сферой Абсолюта. И эта переправа должна совместить императивность существования Абсолюта и ограниченность судьбы человека воедино, сообщая человеческой судьбе полноту метафизического содержания. Тогда знание сплавляется со свершившейся надеждой.

Человек входит в мир. Мы не будем прослеживать путь его становления как мыслящего и жаждущего существа. Мы примем к рассмотрению такое его состояние, в котором он выявляется в свойстве предельной мотивации получить благо и избежать зла. Что такое благо и зло, мы об этом скажем только то, что в этой мотивации человека они выражают всё его метафизическое существо. Это пока лишь то, о чём шла речь несколько выше. Я давно пытаюсь найти формулу предварительных оснований светлого будущего в пакибытии хоть для кого-то в принципе, но пока не нашёл ничего кроме предположения, что надо погрузиться в то, откуда всякое мыслимое благо для человека видится преходящим и не самым значимым для него. По ту сторону блага и зла. Но это не самый лучший ответ.

Неизбывная печаль человека состоит в том, что всё его существо по своей природе раздираемо как на распятии и в огне примордиальной антиномией. Его дух распят принципиальной невозможностью ответить ни на один сведённый к универсальной парадигме вопрос: «Да» или «Нет». Это тот самый вопрос, который прикровенностью частностей положения разрешается выходом в диалектические перспективы Нового Логоса. Но как последний и прообразный всем частностям он отсылает человека за пределы действия всякого логоса! И это есть природа человека и исполнение его падения во множественность сообразно прообразу растерзания Диониса титанами. Мы никогда не узнаем, есть ли в нас личный фундаментальный субъект, и будем его терзать в себе до конца. Но никто не один в этом. Ведь сакраментальная антиномия актуальна для всех. И она требует трансцендентного разрешения в выходе за пределы антиномичности «Да» и «Нет» в парадоксальном восстановлении разъятого.