Ренита Де Сильва - Под небом Индии

И в довершение всего Мэри заявила свои права на участок у ворот дворца и разбила там сад. Яркие цветы словно смеялись над Ситой, спрашивая ее: «Ну что, оно того стоило?»

Когда Сита поняла, что именно делает Мэри, она пришла в ярость.

– Она не имеет права забрать себе кусок земли и что-то на нем выращивать!

– А почему? – холодно спросил Джайдип. – Она создает нечто прекрасное. И никому не причиняет вреда.

Сита не хотела, чтобы ее муж или его мать – которая совала нос в каждую интригу, связанную с ее невесткой, – задумались, почему ее так интересует Мэри. Поэтому ей пришлось смириться с тем, что делала ее бывшая подруга.

Однако каждый раз, покидая территорию дворца, Сита закрывала глаза. Она не хотела смотреть на сад, ведь росшие там буйные цветы были для нее подобны обвинению.

– Ма, ты должна смотреть на эти цветы, а не отворачиваться от них. Они такие красивые. Почему они не растут возле дворца? – спросил однажды ее сын.

Сита прикусила губу до крови.

– Возле дворца цветы красивее, – сумела через мгновение произнести она.

Ее голос был напряженным.

Арджун, который был таким же восприимчивым, как Мэри в детстве, никогда больше не говорил с Ситой о цветах в саду за воротами.

Сита и ее муж отдалились друг от друга еще больше; теперь они жили в разных крыльях дворца. Слуги у них тоже были разные. Сита занимала восточное крыло, которое отняла у свекрови много лет назад, а Джайдип – западное.

Королева-мать превратилась в дряхлую, злобную, ворчливую старуху (что не стало такой уж неожиданностью) и умерла.

Родители Ситы скончались от сердечного приступа. Брат Кишан осел с семьей в Нью-Йорке.

Сита перестала посещать Озерный дворец. Ее сын обожал это место, но Сите находиться там было невыносимо, поэтому она возила его в Лондон, Париж – куда угодно, лишь бы не туда.

Арджун вырос спокойным, мягким, но в то же время решительным мальчиком. Он был очень близок с отцом, но от матери держался на расстоянии и был в ее присутствии сдержанным и настороженным.

Для Ситы управление королевством стало делом всей ее жизни, потому что из-за спорных решений и чувства вины, становившегося комом в горле каждый раз, когда она ела, ничего другого у нее не оставалось. Даже когда индийское правительство перестало признавать княжества и ликвидировало монархические образования на территории страны, Сита продолжала яростно цепляться за королевство, которого больше не существовало.

Сите не спалось, и она бродила ночами по коридорам дворца. Единственным местом, где она находила успокоение, был вход в комнату ее сына. Но даже там, прислонившись затылком к двери, она продолжала слышать голос Мэри: «Если бы ты знала, что через десять лет после того, как ты украла моего сына, Индия обретет независимость и от твоего королевского статуса останется одно лишь название, ты поступила бы иначе?»

«Уходи, Мэри, – устало отвечала Сита голосу в своей голове. – Перестань меня терзать. У Арджуна хорошая жизнь, жизнь, которой у него не было бы, если бы он остался с тобой. Он счастлив. Ни в чем не нуждается. Я не допускаю мысли о другой жизни, жизни без него».

«Я тоже, – насмехалась над ней Мэри. – Но ты не оставила мне выбора. Он никогда не будет твоим. Он мой. Мой».

Вздрогнув, Сита приходила в себя. Хватая воздух ртом, она осторожно открывала дверь, чтобы убедиться, что ее сын там, и, увидев его лежащим на кровати, вновь ее закрывала.

– Дядя Правин предложил мне работать в его компании, – сообщил ее сын. – Я буду одним из управляющих, как мои кузены.

Сита в ужасе уставилась на него, не желая верить своим ушам.

Брат-близнец Джайдипа, Правин, его жена и их дети – трое крепких мальчишек – переехали в Бангалор, чтобы быть поближе к родителям Латы. После того как Индия обрела независимость, Джайдип начал торговать джутом, и его бизнес оказался очень успешным.

– Баба́ дал мне свое благословение, – продолжил Арджун.

Он встретился с Ситой взглядом, и в его глазах читались одновременно страх и вызов – свидетельство того, что у него тоже был внутренний стержень, который продемонстрировала Мэри, когда, гладя себя по животу, сказала Сите, что намерена оставить ребенка.

– Я думала, ты собираешься баллотироваться на выборах и управлять королевством, как отец, – резко ответила Сита, желая скрыть досаду.

– Нет никакого королевства, ма.

Голос ее сына звучал одновременно спокойно и разочарованно. Он словно говорил со старухой, несущей бред.

– Это наше королевство, и никто не убедит меня в обратном! – крикнула Сита.

Арджун вздохнул.

– Я никуда не уезжаю, – примирительным тоном произнес он.

– Мы члены королевской семьи, и нам не положено работать. Наш долг – управлять своими подданными.

Словно не услышав ее слов, сын продолжил:

– Я возглавлю представительство компании дяди Правина в этом штате.

Сита отвернулась, признавая, что, проигрывая деверю битву за сына, которого она присвоила именно ради того, чтобы не позволить ему захватить власть в королевстве, она получает по заслугам. Правину пришлось долго ждать, чтобы ей отомстить, но его час наконец настал.

Прия

Наследие. 2000 год

– Ты слишком худая, тебя нужно покормить, – засопела бабушка Сита.

Впрочем, ее взгляд был мягким. Она не могла наглядеться на Прию.

Бабушка изо всех сил старалась делать вид, будто все нормально, однако она стала лишь бледной тенью той крикливой властной женщины, которой была раньше. Прия мысленно поблагодарила отца за то, что он уговорил ее приехать в Индию.

Когда отец сказал, что бабушка умирает, Прия ему не поверила. Ее дадима всегда была чрезвычайно сильной. Даже смерть должна была испугаться ее железной воли – так же, как боялись все, кому доводилось иметь дело с бабушкой Прии.

Но теперь Прия убедилась в том, что отец говорил правду. Это причиняло ей боль, но в то же время отрезвляло.

Прия с бабушкой ехали в такси к дворцу, который когда-то принадлежал их семье. Отец отправился в свой офис, расположенный в главном городе региона, чтобы изучить отчеты. «Я присоединюсь к вам вечером, – сказал он. – Хочу убедиться, что в Нью-Йорке в мое отсутствие ничего не случилось».

Остановиться во дворце было его идеей.

«Твоя бабушка так никогда и не смирилась с тем, что нам пришлось продать ее дом… – размышлял он вслух, покупая билеты. – Что, если мы сделаем так, чтобы она остановилась в тех комнатах дворца, где когда-то жила?»

«Думаешь, ей это понравится?»

Отец пожал плечами.

«Кто знает? Я никогда не умел читать мысли твоей бабушки и понимать ее настроение».

«Это красивый жест, баба́. Уверена, она его оценит».