Ренита Де Сильва - Под небом Индии

– Это деньги, которые баба́ заработал, трудясь в поте лица!

Ну почему, когда она остается с бабушкой, они уже через пару минут начинают ссориться? Впрочем, то, что здесь ничего не изменилось, утешало. Бабушка Прии превратилась в бледную тень самой себя, но ее язык был таким же острым, как и раньше. Да к тому же за несколько минут их разговора Прия ни разу не подумала о Джейкобе.

– Озерный дворец, как и этот, стал частью сети отелей!

Словосочетание «сети отелей» бабушка произнесла так, словно говорила о мусоре, гниющем на помойке.

– Они вполне сносно его отреставрировали…

Дадима выпрямилась и сверкнула на Прию глазами.

– Это было нашим наследием. И твоим тоже.

Голос старой женщины был суровым. В ее словах слышалась фиолетовая ностальгия.

Прия заметила на ее лице новые морщины. Ее дадима выглядела дряхлой. А ведь раньше Прия даже подумать не могла, что это слово применимо к ее неукротимой бабушке.

От этой мысли ее охватила печаль – о дадиме, о собственном рухнувшем браке, о своем пустом лоне, о неумолимом течении времени.

– Я устала, – сказала бабушка. – Пойду отдохну.

Служанка повела ее прочь, поддерживая тело, ставшее чрезвычайно легким.

Прия бродила по дворцу, в котором знала каждый уголок: в детстве она исследовала их все. И ее никогда не покидало ощущение, будто эти обветшалые, отдававшие плесенью комнаты населяют призраки. Она была одиноким ребенком, блуждавшим по огромным безлюдным залам, забитым древностями, свидетельствами былого величия, лишь усиливавшими ощущение одиночества и запустения. Прие казалось, что она слышит крики похороненных там фантомов.

Теперь все это ветшающее великолепие, холод древних призраков и прошедших жизней, скрывавшийся в отслаивающихся обоях, затхлый запах масла, специй и давно отгремевших пиров, исходивший от многочисленных картин, и ковры, истоптанные ногами бесчисленных правителей, их подданных и слуг, сменила сверкающая вычурная мебель. Возможно, дворец и утратил свой дух, но вместе с ним исчезли и призраки, леденящий воздух, напоенный потусторонним дыханием призраков прошлых поколений, чей шепот преследовал Прию, требуя возродить былое величие.

В зеркальных ширмах она видела женщину со впалыми щеками и опухшими глазами, окруженными тенями, которая держалась из последних сил.

В своих документальных фильмах Прия осуждала женщин, привыкших полагаться на мужчин и больше всего боявшихся самостоятельной жизни.

Я ничем не лучше их.

Когда женщины, у которых она брала интервью, говорили, что они не знают, как жить без мужчины, Прия отвечала им беспечно: «Так научи´тесь. Найдите себя. Полюбите себя. Теперь у вас есть возможность для этого».

Она называла себя феминисткой. Проповедовала самостоятельность женщин. Ей легко было об этом говорить, имея поддержку и любовь Джейкоба. Его вера в нее усиливала ее веру в себя.

Женщины в многочисленных зеркалах съежились. Их впалые щеки покраснели. Затем они расправили плечи и громко сказали:

– Я не позволю случившемуся меня победить. Я буду как этот дворец. Смогу переродиться и начать новую жизнь. Взгляну в будущее без Джейкоба. Он – мой старый призрак. Его время прошло, и я должна оставить его в прошлом.

Прия с усилием улыбнулась и увидела в многочисленных отражениях проблеск той женщины, которой она была раньше.

– Ты и так отнял у меня слишком много лет жизни, Джейкоб. Больше этому не бывать, – пообещала она.

Чуть позже Прия стояла на площадке винтовой лестницы, глядя на длинную широкую подъездную дорогу, газоны, фонтаны, ворота и сад за ними, полный буйных цветов. Он выгодно отличался от аккуратных клумб на территории дворца.

Прия часто приходила сюда после особенно тяжелых разговоров с бабушкой, чтобы посмотреть на этот дикий веселый сад. Это всегда успокаивало ее бешено колотившееся сердце; гнев Прии на саму себя за то, что она позволила бабушке вывести ее из равновесия, постепенно утихал, и девочка начинала чувствовать некое подобие покоя.

Поэтому она пришла сюда и сейчас, сделав это почти неосознанно. Ноги словно сами привели ее в то место, где Прия чувствовала себя счастливой.

Сад остался таким же, каким она его помнила, а возможно, даже стал еще более диким и прекрасным. Прия почти ожидала увидеть там женщину, сидящую на одной из скамеек…

Мэри. Она и правда была в саду, поняла Прия. Мэри постарела, однако ее все равно нельзя было ни с кем спутать. Это она сидела на скамейке, когда их такси ехало через сад…

Теперь ее там уже не было. Однако, глядя на сад и мысленно повторяя данное себе обещание – не позволить действиям мужа разрушить ее жизнь и уверенно смотреть в будущее без него, – Прия поняла, что у нее в голове начинает формироваться идея.

Мэри

Посетитель. 1940 год

Однажды утром Мэри готовила вместе с детьми. Был день рождения матери Рут, и они решили испечь пирог. Мука́ покрывала лица, столы и полы. Вошла сестра Кэтрин.

– Мэри, к тебе посетитель, – сказала она.

Несмотря на многочисленные неудачи, сердце женщины подпрыгнуло. На нем расцвела надежда.

Заметив это, сестра Кэтрин добавила:

– Нет. Прости, Мэри.

Сердце Мэри упало.

Она, разумеется, понимала, что это не могла быть Сита или ее служанка, явившаяся, чтобы вернуть Ричарда, однако все равно надеялась на то, что королева очнется и изменит свое решение. Отказаться от этой надежды означало бы сдаться.

Как бы иррационально это ни было, сад, разбитый Мэри у ворот дворца, символизировал для нее обещание того, что сын однажды к ней вернется. Пока жил сад, жила и надежда.

Мэри вышла в приемную, вытерев руки о фартук и убрав волосы с лица.

В саду, где было множество цветов и фруктовых деревьев, за которыми Мэри ухаживала в свободное время, стоял мужчина, глядевший на школу.

Он был высоким, худощавым и немного сутулился, словно извиняясь за свой рост. Узловатые руки, свисавшие вдоль тела. Длинные пальцы. Что-то в его позе…

Мэри кашлянула.

Мужчина обернулся.

Густые локоны, обрамлявшие угловатое бородатое лицо. Морщинки возле рта и глаз, свидетельствовавшие о веселом нраве. Крючковатый нос. Устремленный на нее пристальный взгляд. Такие знакомые глаза, искрившиеся от смеха и лившие слезы в тот судьбоносный день, когда ее жизнь в первый раз бесповоротно изменилась. Лицо, так часто являвшееся ей в счастливых воспоминаниях.

– Амин!

Глаза мужчины засияли, и он улыбнулся. На его щеках появились ямочки. Перед Мэри вновь стоял друг детства. Она не будет думать о подруге, которая оказалась предательницей и воровкой. Не будет…

– Мисси Баба́, – произнес Амин.

Имя, которого она лишилась, поднявшись на борт корабля, увезшего ее в Англию.