Лариса Баграмова - Проза

Потом они неторопливо движутся в направлении окраины, втянув головы в поднятые воротники и постукивая об асфальт озябшими ногами, по уже незнакомому им городу, видя его словно в первый и последний раз… Нигде нет ни одного прохожего, ни одного костра, ни малейших признаков жизни. Только слева, из-за соседних домов, раздается звериное рычание танков, угрожающих пустоте своими вздернутыми стволами. Да всё так же шумит за домами оживленная трасса, и сквозь проходы между зданиями мелькают один за другим силуэты идущих на северо-запад машин. Разбомблённые руины попадаются им после каждого пятого или шестого дома. Яркое солнце позволяет разглядеть запылённые стёкла плотно зашторенных изнутри окон, сломанные детские площадки и брошенные посреди проезжей части машины.

В лесу их встречает ослепительное великолепие красок. Сквозь ярко-зелёные угловатые облака льются вниз насыщенные потоки золотого сияния. Лилово-оранжевая, переливающаяся на солнце поверхность почвы здесь оказывается намного ярче, чем в городе. Серые стволы деревьев покрыты голубовато-матовым налетом, среди которого то тут, то там вспыхивают мелкие рыжие искорки. К аромату ванили примешивается ещё какой-то, незнакомый и умиротворяюще печальный запах. Витя не успевает остановить Верочкину руку, и та проводит не защищёнными перчаткой пальцами по стволу упавшего дерева. На её руке тут же образуется раздражение, похожее на химический ожог.

«Если хотите в туалет, лучше бы смыть», — напоминает ей Витя, — «Потом будет хуже».

«Не хочу», — отвечает она и засовывает обожжённые пальцы в рот. Кожа имеет в этих местах чуть кисловатый привкус, который так и остаётся на её языке.

Верочка оглядывается вокруг и никак не может налюбоваться незнакомой, всё больше удивляющей и восхищающей её природой. Витя рассказывал ей обо всём этом со всеми подробностями, но поговорка права: увидеть собственными широко раскрытыми глазами — это совсем не то же самое, что слышать из чужих уст. Осыпавшиеся с деревьев ветки, во множестве валяющиеся на земле, ломко хрустят под её подошвами, и Верочка, прислушиваясь к отрывистым звукам, находит в них всё новые и новые музыкальные интонации.

Они подходят к берегу ручья. Он оказывается обмелевшим, его опустившиеся берега покрыты пушистым сине-зелёным налетом, а незамерзшая водная гладь — плотной, словно бы натянутой на её поверхность, переливающейся всеми цветами радуги плёнкой. Верочка бросает в ручей ледоруб, и тот проваливается сквозь образовавшуюся полынью с глухим утробным бульканьем. Верочка подходит к самому краю осыпающегося под её ногами берега и, вытянув шею, пытается рассмотреть дно, но его не видно ни через пастельно-розовую воду, ни через тонкую у берегов поверхность покрывающей ручей плёнки. Витя решительным движением удерживает её от того, чтобы она опустила в воду руку.

«Там ничего нет», — отрицательно качает он головой, и Верочка смиряется.

Выбрав недалеко от ручья место с наиболее живописным обзором, Витя тщательно очищает ножом от голубоватой коры ствол упавшего дерева. Затем, заправив в перчатки края рукавов своей куртки, собирает валяющиеся кругом ветви в высокий костер, и они располагаются на отдых.

«Пикник», — заявляет Верочка.

Только почувствовав идущее от огня тепло, она начинает понимать, насколько замёрзла. Холод настойчиво пробирается между пуговицами дублёнки, закоченевшая шея с трудом поворачивается из стороны в сторону, а ступни не чувствуются совсем, их даже уже не ломит. Верочка стаскивает с одной руки Вити перчатку и, широко разевая рот, пытается отогреть его пальцы своим дыханием. Витя сидит неподвижно, обняв её за плечи свободной рукой и, не моргая, смотрит на полыхающее возле их ног пламя.

«Скоро Новый год», — сообщает ему Верочка, и Витя еле заметно кивает. Спустя некоторое время она чувствует, как долгожданное тепло начинает растекаться по её телу…

Авраам сидел на плоском камне на вершине холма и смотрел на вольготно раскинувшийся у его подножия Содом.

Холм был высокий, самый высокий во всей округе, и пёстрые шатры внизу казались совсем маленькими. Между ними, пиная путающихся под ногами собак, нетвёрдой походкой передвигались мужчины, с ближайшей окраины слышались резкие, высокие голоса женщин, рядом с ночными загонами для баранов бегали полуголые дети. Обрывки нестройной музыки и пьяных песнопений доносились с дальнего конца города, оттуда же, несмотря на неурочный час, тянулись вверх тонкие, еле заметные струйки голубоватого дыма.

Авраам ждал Его. Он уже дал ему знак, что придёт сегодня и решит, наконец, что делать с городом. Похоже, восходивший к Нему вопль о Содоме стал для Него нестерпимым.

На Содом опускались сумерки, и очертания шатров постепенно теряли чёткость. Зато, судя по проёмам широко распахнутых дверей, в домах, как и положено в этот час, один за другим стали зажигаться очаги, и вскоре ветер принёс со стороны города еле заметный запах жареного мяса. А может, Аврааму просто захотелось есть.

Камень, нагревшийся за день, медленно терял тепло, и Авраам, поёжившись, плотнее завернулся в ягнячью шкуру. Его всё не было.

«О каком количестве возможных праведников спросить у Него? — раздумывал Авраам. Их число никак не давало ему покоя, — Если я назову слишком малое количество, Он может отказаться, а если слишком большое, будет ли у меня шанс уменьшить его? Даст ли Он мне хотя бы ещё одну попытку?»

Со стороны куста жимолости раздался лёгкий шорох, словно ветер прошелестел в её ветвях. Авраам сполз с камня, пал ниц и поцеловал остывающую землю. Время вопроса пришло, и Авраам почувствовал, что у него пересохло в горле.

— Может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников? — наконец, решился он, — Неужели Ты погубишь и не пощадишь места ради пятидесяти праведников в нём?

Число, которое назвал Авраам, было максимальным. Со стороны куста раздался вздох, похожий на усмешку, и Он ответил Аврааму:

— Если Я найду в этом городе пятьдесят праведников, то Я ради них пощажу всё место сиё.

Авраам вжался лицом в самую землю и, почти не дыша, слабым голосом повторил попытку:

— Может быть, до пятидесяти праведников не достанет пяти, неужели за недостатком пяти Ты истребишь весь город?

Он сказал:

— Не истреблю, если найду там сорок пять.

Авраам облегчённо выдохнул и медленно распрямил затёкшую спину:

— Может быть, найдется там сорок?

— Не сделаю того и ради сорока, — тотчас услышал он Его Ответ.

Дыхание Авраама участилось, сердце застучало сильнее, и кровь быстрее побежала по старческим жилам. Он поднял лицо: