Андрей Виноградов - Не ум.ru [litres]

Обычно я мысленно отмахиваюсь от кошки: «Да пошла ты…» Ей сниматься по моей прихоти с насиженного места и тащиться куда-то в кошкам неведомое нет ни повода, ни нужды. Тем более, что пункт назначения я замалчиваю. Нет, не из вредности. Просто к животным ни один из привычных, на мой утонченный вкус, неприменим. Их там не ждут, если не зоофилы. А вот мой маршрут – в кошачьих глазах я безошибочно угадываю встречное напутствие «Шагай давай своей дор о гой!» – отменить невозможно. Поэтому мне ничего не остается, как молча негодовать и подчиняться рекомендациям. Выпадая из поля зрения кошки за углом лифтовой шахты, я привычно суетливо крещусь и три раза сплевываю через левое плечо. Хоть бы раз помогло. Суетиться с крестным знамением тоже странно, потому что торопиться некуда, все просрано, давно уже не пионер в церкви. Да и нет уже ни пионеров, ни церкви, сеющей «опиум для народа», а потому чуждой государству и отделенной от него сколь можно далеко. Пионеры отошли в историю, а вот с церковью совсем другая вышла история… Вот бы мне отделиться от государства на таких же условиях, как нынешние церковники.

«И с чего я вбил себе в голову, что все однозначно просрано?»

«А что, есть сомнения?»

«Конечно. Непременно отыщется что просрать. Да еще и в достатке для пары последующих поколений, Россия – щедрая душа!»

Мне неведомо, чья это кошка и есть ли у нее в нашем подъезде за какой-нибудь из дверей персональное кошачье имущество – подстилка там, миски разные, бантик бумажный на ниточке или гуттаперчевая мышь, если повезло. В случае, если хозяева продвинутые и не жмоты. С таким же успехом Аврора может быть в нашем подъезде кошкой приходящей. Домофон сломан, замок электронный отродясь не работал, а посему хитрые ключи на батарейке раздавать не стали, но деньги собрали добросовестно. Со всех. Ну, почти что со всех. Сильно докучали одному инвалиду. Тот из квартиры давно не выходит, гуляет и то на балконе, в кресле. Однако из армейских оказался мужик, стойкий и, если верить слухам, очень красноречивый. Жаль, самому не довелось послушать. Свидетели утверждают: мозг сводило от зависти и старания хоть малую толику запомнить, не упустить. Доводчик дверей, я подозреваю, кто-то на даче к двери прикрутил. Если дача зимняя – сайдинг, печка, – то грех людей упрекать, нужная вещь. Шастают дачники туда-сюда, пока всех научишь дверь за собой прикрывать – глядь, уже и дом выстыл. Я хорошо помню позицию «доводчик» в платежной ведомости, к которой отнесся добросовестно, без диссидентства, внес сколько было предписано. А вот саму железку ни повидать, ни потрогать мне так и не довелось. Если вдуматься, то это вообще было бы крайне странным – потрогать оплаченное. Чай, не в борделе живем – в стране!

Короче говоря, кошка вполне может прикидываться, что в нашем подъезде у нее есть друзья, а то и хозяева. При этом подоконник между вторым и третьим этажами облюбован ею по чистой случайности или по неведомой никому причине. Впрочем, отчего же по неведомой? Меня изводить! Притом… Притом, что имей я гарантии реинкарнации в животное – ведь есть, есть за что понизить меня в звании… Чтобы не так гордо звучал… И если бы приблудилась счастливая возможность самому выбрать свое будущее… В ограниченном, разумеется, диапозоне… Я непременно выбрал бы кошку. И столь же пренепременно – черную. Благороднейшая миссия у существа: предупреждать беззаботных граждан о грозящих им неприятностях. Почти как визит участкового в семью шалопая во времена, каковые уже и не помнятся. Справлюсь с задачей за девять жизней – и на повышение, назад в люди. Или вперед, если считать с позиций царей природы.

И все же, несмотря на наличие вполне приемлемых гипотез, я «прописал» кошку к неприветливым и неприятным людям, живущим прямо подо мной, в такой же смежной двушке. Кто-то обмолвился, что они и соседнюю квартиру в том же тамбуре выкупили. И оба жилища соединили в одно. Тогда у них нынче хоромы. Мне завидовать ни к чему, я один живу. С хомяком. То есть не вдвоем, но и не совсем один. К тому же люди в своем подъезде квартиру выкупили, не в соседнем, а это со стратегической точки зрения почти не о чем. Так, если в разных квартирах подъезды, можно было бы выбирать, через какой домой заходить, а случись ссора – принципиально пользоваться разными. Завидное вышло бы преимущество. Моя бывшая однажды заявила с нетрезвых глаз, что ей противно по одной лестнице со мной подниматься. Это при том, что я ее на себе нес. И ведь не проверишь – художественный ли это был образ или в самом деле так думала? Проспалась, вообще ничего вспомнить не смогла. Или не захотела. А так жили бы себе припеваючи в большой квартире с двумя прихожими в два разных подъезда. И разводиться, к месту помяну, одно удовольствие. Вернул на место перегородку – и всех дел. Серьезное упущение – две квартиры в одном подъезде. Глупо и недальновидно. Но и люди противные. Такие дальновидности не заслуживают. Неужели же тот, кто ее раздает, кто мне прислушивается? Со смеху помру. Прямо на этом самом месте… Эй! Стой! Шучу! Не вздумай! Снова неудачно шучу. И за «Эй!» мои глубочайшие извинения. Не из гордыни сглупил, а чисто по недомыслию.

А что, если я с головы до ног не прав? Ведь Гордыня, та, что грех, – чувство глубоко спрятанное, внутреннее, под сердцем. Его внешние проявление типа честолюбия, тщеславия, чванства слишком просты, чересчур примитивны, чтобы сойти за солидный грех. Да что я вообще знаю о грехах?! Грешный с ног до головы, что есть, то есть, но и ангел тоже, что до понимания собственных прегрешений. Правда, крылья в ломбарде с рождения, выкупить не на что. Мог бы третий глаз в размен с выгодой пристроить, да где он теперь… Со всех сторон не судьба, вот и маюсь.

В квартире у противных соседей снизу установлена сигнализация, имитирующая при срабатывании корабельный ревун. Он ревет не в корабельную силу, но на морской зов послушно откликаются все припаркованные во дворе сухопутные автомобили, что дает основания для смелого вывода: не только живое произошло из воды. Милиция при этом нашего двора сторонится, не приезжает, я бы слышал. Ревун часто срабатывает по вечерам. Хозяева, я так думаю, приходят домой и не успевают набрать код, слишком длинным его сплодили. Или дозвониться куда следует в строго отведенное время у них не выходит. Строгость – это первое имя всех, кто о нас заботится, от властей до сантехника, который по сути самая ближняя власть.

Или соседи входную дверь путают? Ведь целых две у них, и обе входные. Для одной – один код, для другой… Вот же уроды!

После душераздирающих звуков меня долго, пока не усну, не оставляет тревога. А на Хомячуру нападает дикий жрач, что ввергает меня в немалые убытки. Хомяк принимается есть быстро, суетливо и всё подряд. Словно предчувствует продовольственный сбой, новые санкции. У меня же совершенно иной повод для нервов. В свое время я до липких ладоней и влажных подмышек боялся оказаться на флоте. Это понятно: три года – не два, а год жизни – не просто год, а це-лый-год-мо-ей-ю-ной-жи-зни! С таким доводом не поспоришь, если ты не отвергнутый цивильным миром романтик, мечтающий о походах, клешах, бескозырках, штормах, то есть… о девчонках. Я искал совершенно иные подходы к слабому полу. Тоже не без романтики, но гораздо более экономные, что до времени. Но сейчас-то… Чего мне сейчас пугаться? В мои давным-давно не призывные годы. Да и отслужил как положено. Однако вот незадача: страхи гнездятся в моем сознании, как тени когда-то живых людей, навечно отпечатавшиеся на уцелевших стенах Хиросимы. Какие ассоциации корабельный ревун вызывает у хомяка, даже гадать не буду. С моей склонностью к неуклюжим, невежливым размышлениям обязательно обижу кого-нибудь. Этот «кто-нибудь», возможно, иного и не заслуживает, но что, если он очень недобр и сильно мстителен? Еще хуже – на целую профессию тень навести. Политик – это профессия или нет? Если так, то, признаться, ума не приложу, о чем может идти речь, но жрет, животное, как в последний час.