Сергей Докучаев - О всех, забывших радость свою

«Уже нет никаких „люблю“, — с иронией подумал я. — А может быть, и не было никогда. — Мам, а Катя, приносила одежду мою?»

— Как же, приносила. Под дверь поставила пакеты, в звонок позвонила.

— Даже так? Не поговорила?

— Я бы ее и не застала, если бы в этот момент не мыла полы в коридоре. Слышу, дверь лифта открылась. Там голоса. Один женский, другой мужской. Мужик все торопил и торопил. Потом слышу, чем-то зашуршали около двери, и звонок в дверь. Я открыла и увидела уже в закрывающемся лифте твою ненаглядную, с мужиком каким-то в обнимку.

— Она тебя видела?

— Она нет, а мужик ко мне лицом стоял. Видел. Он ее сразу сильней прижал к себе. Надменно так. Я не хотела тебе говорить, сынок, но раз уж ты сам спросил.

— А в чем она была?

— В бежевом плаще, кажется.

— Мой любимый….

Когда я переступил порог квартиры, то чуть не расплакался. Десятки знакомых еще с детства запахов жареных котлет, картошки, сладких маминых духов, древесины, линолеума наполнили мой нос, опять всколыхнув сотни ассоциаций и воспоминаний. Комната моя была практически пустой.

— Вот я и вернулся домой после скитаний.

— Первое время на полу поспишь, пока не купим тебе кровать.

— Хорошо, мам. Так даже лучше для швов.

— Скоро будем обедать.

— Хорошо, мам.

Следующие несколько дней мы разбирали пакеты и сумки. Стиральная машина работала без отдыха. Я чистил жесткий диск на ноутбуке. Сотни мегабайт совместных фотографий и видео с отпусков, праздников, вечеринок были приговорены к удалению. Безвозвратно. Без всяких резервных копий.

Для меня они были навсегда потеряны. Я решил, что либо полностью стирать внешние признаки существования Кати в моей жизни, либо попытаться отмотать пленку назад. Решил, что лучше удалять. Не захотел приходить на место совершенного преступления в надежде, что смогу его предотвратить.

В одну из суббот я сидел и смотрел, как крутится барабан в стиральной машине. Мама варила борщ. Скоро должны были приехать брат с семейством. Бабушка звонила и сказала, что лекарства заглушили боль, можно даже планировать посадку картофеля на огороде. Отец лежал в зале и смотрел телевизор. Впервые с момента начала моей болезни мама была такой спокойной.

Жизнь развернулась на пятачке. Все встало на свои места. Я даже осознал радость от того, что больше не связан брачными узами. Что больше не нужно что-то кому-то доказывать, слушать упреки, терпеть скандалы, ревность из-за её флирта с кем-то другим…

Я понял, что такое вновь обрести статус холостяка. Впереди предстояло получить инвалидность, оформить пенсию, научиться жить по-новому в изменившихся условиях. Главное, что теперь рядом те, кто не бросят, не предадут. Не будут говорить, что у них нет времени, нет настроения, нет возможностей, не будут искать оправданий, не будут откладывать на потом. Любые трудности можно преодолеть вместе с близкими тебе людьми, даже если кажется, что ты один.

— Максим, ты так и собираешься спать на полу? Давай мы денег снимем с книжки и купим тебе кровать?

— Да зачем, мам. Мне пока и на полу удобно спать. Деньги, что ли, лишние?

— Ну, как скажешь. Живешь, как босяк. Лампочка висит. Даже шкафа нет. Пора, Максим, новую жизнь начинать.

— Подумаю, мам. Не сейчас пока.

Свой день рождения я отметил в скромном семейном кругу. Сделал глоток шампанского, съел кусок семги жареной в духовке и все. Я не хотел никого особо видеть и приглашать. Те немногочисленные друзья и знакомые, что еще помнили о моем существовании, отметились парой сообщений в социальной сети. Степан последние дни крепко пил и, видимо, вообще забыл о дне рождения.

Я стоял у окна и смотрел на улицу, где только что проехал поливочный трактор, смывая остатки зимней грязи. Мне все казалось нереальным. Казалось, что я не вернулся из отделения. И никто не сказал: «Все закончили. Перевозите в реанимацию». Почему-то было ощущение, что настоящий я давно лежит на заводском кладбище под выгоревшим ельником. Лежит себе тихо и бед не знает.

Люди шли под окнами, не замечая меня. Я крутил в руках телефон, думая позвонить Кате или нет.

Все-таки решил позвонить. Долго никто не брал трубку. Потом она ответила. В трубке слышался смех, хохот.

— Але…? — спросила она стесненно.

— Привет. Это я.

— Ребят, минутку потише, я отвечу.

— Да выключи ты этот телефон, давай хоть день отдохнем как люди, — послышалось в трубке.

— Да, чего ты хотел? — спросила она.

— Привет, говорю.

— Ну, привет. Говори быстрее, мне некогда.

— Я это…

— Слушай, давай позже созвонимся, а? Мне сейчас неудобно разговаривать.

— Отнимите у нее телефон кто-нибудь! — снова раздалось в трубке.

— Да тише вы! — огрызнулась Катя.

— Я тебя прощаю, Кать, — сказал я. — И ты меня, пожалуйста, прости. Я очень хочу, чтобы ты жила счастливо, чтобы ты любила и была любима, только больше никогда так не поступай ни с кем, иначе не отмоешься потом.

— Чего ты говоришь, не слышно!

— Катя, скажи, ты любила меня?

— Я тебе потом позвоню, плохо слышно, — сказала она и повесила трубку.

Я открыл на телефоне записную книжку и стал читать молитву Господа, записанную со слов отца Михаила:

— Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да придет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный подавай нам на каждый день; и прости нам грехи наши, ибо и мы прощаем всякому должнику нашему; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого…

Я отвернулся от окна, оглядел комнату, перекрестился и пошел на кухню, где мама зашивала рукав на отцовской рубашке.

— Так что там насчет шкафа с кроватью, мам?

— Давай купим, конечно, чего тебе спать-то на полу?

— Хорошо, мам. Тогда я выберу что-нибудь в интернете. Расцветку там, модель.

— Обедать не хочешь?

— Нет пока, не хочу.

— Документы все собери на завтра, чтобы домой не пришлось возвращаться.

— Хорошо, соберу.

Я сидел за ноутбуком и пролистывал странички с моделями шкафов и диванов, прихлебывая горячий чай. Что-то щемило у меня в душе. Я встал из-за стола, подошел к окну. Молодые мамы и папы гуляли на площадке с детьми. Пенсионеры дремали на лавочках. Мужики открыли сезон домино, на фонарных столбах сидели вороны в ожидании ночи.

— Молодой человек, может быть, вы уступите место пожилой женщине?

— Да уступят они, как же.

— Я вам сейчас уступлю! — пригрозила двум женщинам мама. — На вас еще пахать можно. Чего пристали к сыну? Не видите человек после болезни, в маске сидит?

— Женщина, ну что вы сразу так. Хорошо, хорошо, мы постоим. Мы же не знали.

— Раз молодой, так значит, сразу здоровый?!

— Мам, ладно, хватит, — мне стало неловко. — Чего шумиху разводить. Я и постоять могу.