Татьяна Василевская - Дом у скалы. Все остальное — декорации

Он улыбнулся. Она смешная.

— Да и правильно, что понятия не имеешь обо всем этом. Не бабское это дело. Особенно в те годы. Короче, поднялся я не за счет пожертвований на детские дома или каких-то других добрых дел. Всякое было. Тебе, как я сказал, знать ни к чему.

Он закурил и несколько минут вновь смотрел вдаль, погрузившись в собственные мысли. Вероятно, вспоминая лихие времена своей молодости.

— Ну, что, небось теперь думаешь, что я страшный человек, — ухмыльнулся он, снова поворачиваясь к ней.

Она пожала плечами.

— Думаю, ты не страшнее множества живущих в этом мире людей. Просто подавляющее большинство скрывает свои нехорошие дела и свои пороки под маской добродетели. Прячет истинное лицо.

— Если бы ты только знала, сколько людей пострашнее меня раз в десять, отирается у власти и занимает высокие посты и ответственные должности. И, не зная, даже никогда и не подумаешь, что там у них на самом деле, как ты говоришь, под маской. Какие страшные секреты они там прячут. Да лучше тебе и не знать, и даже не думать об этом. Ты — чистая душа. Не нужно тебе марать себя подобными вещами. Продолжай жить в чистоте и неведении, моя голубка. — Он невесело усмехнулся и провел кончиком пальца по ее руке. — Этот мир страшный и жестокий. Возможно, в таких местах, — он обвел вокруг себя рукой, — живут последние, более-менее хорошие, не испорченные люди. Тоже чистые душой, благодаря своей простоте и неискушенности. А ты, там у себя, живешь среди волков.

— Ну, у меня есть ангел-хранитель, — приподнимая бокал с вином, шутливо, чтобы немного развеять мрачное направление беседы, сказала она. — И он оберегает меня от ужасов и опасностей страшного и жестокого мира.

Северцев почувствовал, что настроение у него испортилось. Разговор подействовал не лучшим образом. Всплыли ненужные, давно забытые воспоминания. Как призраки прошлого, бросающие тень на настоящее.

Он поднялся из кресла.

— Пойдем, моя чистая душа, прокатимся до деревни. Попросим старика Косту устроить нам морскую прогулку вокруг острова.

Она подала ему руку. И он подумал, что будь его воля, он ни за что не отпустил бы ее обратно, в холодный бездушный мир, полный зла, в котором человечность и доброта, скорее редкость, почти исключение. Туда, где так много людей, которые, как она сказала, прячутся под масками. Но от него, в данном случае, ничего не зависело. Держась за руки, они пошли в сторону гаража.

— —

В лучах заходящего солнца море поблескивало и переливалось разноцветными огоньками. Вдаль, до самого горизонта, по воде бежали золотые дорожки. В маленьких домиках на берегу зажигались огни. Воздух наполняла прохлада, освежая, приятно холодя кожу после жаркого дня. В небе, одна за другой, вспыхивали звезды. Было очень тихо. Смолкли крики птиц, замерли звуки дня, и только плеск воды, ударяющейся о борт лодки, нарушал, эту, почти полную тишину. И почти невозможно было поверить, что мир простирается далеко за пределы маленького острова. Казалось, что вся жизнь сосредоточилась здесь, в этом месте. Что есть только море, небо, скалистый берег, облепленный маленькими домишками, и в центре всего этого уютного мирка, покачивающаяся на волнах, старая рыбацкая лодка.

— Я рад, что ты приехала, — сказал он. Она улыбнулась, удивительная, романтичная атмосфера вечера подействовала даже на него.

К берегу подошли несколько рыбаков. Мужчины натаскали веток, разожгли костер. Сухие ветки уютно потрескивали в вечерней тишине. В отсутствие ветра дымок от костра поднимался высоко вверх. Совсем рядом тихо вздыхало море, с шуршанием набегая на берег, осторожно ворочаясь в темноте своим огромным телом. Море было своенравно, настроение его было переменчиво, но сегодня оно было в благодушном расположении и не желало тревожить маленьких человечков, устроившихся на берегу, давая им возможность спокойно насладиться прелестью и спокойствием южной ночи. Один из рыбаков принес плащ и накинул Ольге на плечи. Грубая ткань пахла солью и рыбой. Но запах не был неприятным или раздражающим. Он вписывался в общую атмосферу, как будто являясь неотъемлемой ее частью, дополняя ее. Разлили домашнее вино по керамическим кружечкам. Мужчины о чем-то оживленно разговаривали, смеялись. Она ничего не понимала, но чувствовала себя необыкновенно хорошо и уютно. Северцев одной рукой обнимал ее, а другой энергично жестикулировал, что-то рассказывая рыбакам. Они хохотали. Ольга улыбнулась. Так хорошо! Чудесная ночь.

— Не устала? — спросил он. — Если устала или надоело, поехали.

Она помотала головой.

— Нет. Мне нравится. Хорошо бы ночь никогда не кончалась…

В темных глазах полыхнул огонь.

— Да, хорошая ночь.

Он крепче прижал ее себе, и Ольга почувствовала, как защипало глаза. Возможно дым от костра все же умудрился до них добраться.

— —

Ночь была волшебная, наполненная страстью и необычайной нежностью. Они уснули, когда первые лучи солнца уже окрасили вершины скал прозрачным розово-золотистым светом.

Открыв глаза, он в первый раз испытал злость, увидев ее спящей напротив себя. Она лежала, укрывшись простыней, тоненькая, нежная и необыкновенно хрупкая. Он отвернулся. Едва сон отступил, он вспомнил, что это утро последнее. Завтра ее здесь не будет.

Он никогда не любил просыпаться рядом с кем-то. Присутствие постороннего человека с утра раздражало его. От своих любовниц, он, чаще всего, уезжал посреди ночи, сразу после того как все заканчивалось. Если все же оставался до утра или ночевали у него, он старался как можно скорее уйти или спровадить гостью из своего дома. Объятия, сюсюканье, вешающиеся на шею женщины, к которым он уже потерял интерес и остыл, получив то, что хотел, были ему не интересны. Утомляли и даже раздражали.

Когда она только приехала, после первой ночи, проведенной вместе, он впервые не почувствовал, проснувшись утром, ни недовольства, ни раздражения. Не было желания встать и уйти, поскорее отделаться от нее. Хотелось, наоборот, лежать, тесно прижавшись друг к другу, ощущать ее присутствие, тепло ее тела. Смотреть на ее лицо. Касаться ее. Это было приятное чувство.

Сегодняшнее утро было отравлено сознанием предстоящего расставания. Он больше не ощущал радости. Он злился не на нее, а на себя. На то, что так глупо реагирует, на то, что не хочет отпускать ее. На то, что позволил себе привязаться, стать уязвимым, зависимым. Это проявление слабости, а он ненавидел слабость. Злило собственное бессилие, сознание того, что он ничего не может изменить. Ни как не может повлиять на ход событий. Черт бы ее подрал! И его самого и весь этот поганый мир.

Накануне они съездили на соседний остров, он был чуть побольше этого. Они немного побродили по острову, осмотрели старинную оборонительную крепость, построенную на скалистом берегу, много столетий назад. Обошли несколько небольших пещер. Под сводами одной из них было озеро. Северцев напугал Ольгу, зашедшую по колено в темную воду, сказав, что в таких озерах водятся морские змеи. Она с визгом вылетела из воды, а он хохотал так, что эхо его смеха разносилось вглубь каменных лабиринтов, отражаясь от стен и многократно повторяясь, превращаясь в сплошной гул. Ольге даже показалось, что вдалеке слышатся звуки осыпающихся камней, потревоженных этим демоническим сотрясением воздуха. Они пообедали в маленьком ресторанчике, попробовали папуцаки — блюдо из баклажанов с мясной начинкой и поджаренный на гриле сыр халуми. Послушали критскую лиру и греческую гитару — бузуки.