Иван Булах - Деревенская околица. Рассказы о деревне

И вот здесь я нашёл свою нишу, моё шоу затмило весь этот придорожный примитив. Дело было в том, что совсем недалеко от «Медвежьего» находилась знаменитая Денисова пещера. Там до сих пор учёные со всего мира изучают стоянку самого первобытного человека. Многие туристы посещали эту пещеру, и я использовал этот факт — устроил ещё интересное продолжение.

На фоне дикой природы я с ребятами организовал стойбище древнего человека! Для достоверности заказал, и по моим эскизам сшили из овечьих шкур немудрёную одежду первобытного человека. Причём, не только для взрослых, но и детей. Вы же видели на картинках, как был одет первобытный человек: руки и ноги голые, одет в шкуру, которая держится на одном плече. Ещё для полного сходства мне потребовались лохматые парики.

Может, я и хвастаю, но мы своим появлением просто шокировали туристов. Не поверите, к нам даже приезжали специально, чтобы только посмотреть. В иные дни, особенно в выходные, мы своё представление давали до трёх раз. И было на что посмотреть. Представте: примитивные шалаши, и вдруг среди суровой природы появлялись «древние люди». Это были все ребята нашей фирмы, кто временно был «безработным» из-за отсутствия заграничных гостей, тем более, что начальство не возражало.

Я одевал их в шкуры, и мы разыгрывали целые эпизоды из жизни древнего человека. Особый восторг был, когда мы добывали огонь. Быстро вращали между ладоней палочку, один конец которой был в куске дерева, обложенного сухой травой. Туристы балдели, когда через время вспыхивала трава, потом мы подкладывали сухие ветки и — вот он, целый костёр! А секрет был простой — «древние люди» незаметно поджигали траву зажигалкой.

Ещё интереснее было, когда «охотники» с копьями и луками приносили на длинном шесте тушу «дикого» барана. Тут же его за шалашами «свежевали», а вернее — барана прятали для другого представления, а через несколько минут приносили шпажки шашлыка и жарили их на углях. Аромат был такой, что часто зрители просили дать им одну-две палочки, — мы не скупились.

Но были и накладки. Это, когда «древние люди», ни с того ни с сего, доставали из своих шкур сигареты «Пётр I», и закуривали. Ещё хуже, когда ели шашлыки из «дикого» барана, и крадучись от меня доставали бутылку водки и пили из пластмассовых стаканчиков. Беда была с мобильниками — вдруг у кого-то он начинал трезвонить позывным, «Стюардесса по имени Жанна…». Представляете? Древний человек достаёт «мобилу» и говорит: «Машуня, ты особо не ругайся. Нам шеф обещал сегодня по три сотни каждому на нос, плюс на халяву жрём шашлыки». А если честно, то зрителям эти «ляпы» даже нравились.

Мой номер был коронный — на стойбище «древних людей» нападал огромный «древний» медведь. В этой душераздирающей сцене зрители не успевали разглядеть в траве трос, по которому скользило кольцо с цепью. Что тут начиналось! «Древние люди» с криком разбегались, иногда и туристы бежали в разные стороны. Я «не успевал» и меня подминал под себя медведище. Но я всё-таки одерживал над ним победу, и уводил Потапыча опять в клетку за шалашами, где ему перепадало что-то вкусненькое.

Туристы платили щедро, особенно те, кто был на иномарках. Конечно, фотографировались и, конечно, не бесплатно. Для этого я им давал напрокат «древнюю» одежду и они в неё обряжались. Одежду XXI века меняли на необычный наряд древних с лохматым париком. Иногда пробовали добывать огонь, ели наши «древние» шашлыки из свинины (их цена закладывалась в сумму проката одежды). Всё это фотографировалось и снималось на видео. Это были необычные снимки на память! Всегда просили фотографироваться с Потапычем (разумеется, за плату).

Даже ребятишки одевались в «первобытную» одежду и позировали на фоне древнего стойбища. Было комично смотреть, когда «древние люди» в очках играли на гитаре и пели: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!» Или играли в карты в подкидного дурака. Необычный отдых был, как говорит молодёжь, в кайф всем, особенно ребятишкам.

Так в «Медвежьем урочище» я проработал медвежатником и «древним человеком» больше двух лет. И вот настал день, когда я, наконец-то, заработал и скопил свои кровные — триста пятьдесять тысяч рубликов! Было бы ещё больше, но много шло на содержание Потапыча, к тому же он зимой «не работал», а спал в своей клетке, заваленный соломой. Ещё и «древним» ребятам нужно было платить. Всё. Теперь можно было ехать к дядьке в Тюмень, но появилась проблема — куда девать Потапыча?

Его хотела выкупить моя фирма, но я знал, — если егеря вовремя не найдут медведя — не пожалеют моего Потапыча, ведь на кону десятки тысяч долларов! Ещё его хотели купить городские барыги, которые устраивали медвежьи бои с собаками и волками, но я сразу отказал. На волю выпустить в тайгу его нельзя, — не выживет. К деду нельзя, Потапыч стал громадный, а его кормить надо, это же не медвежонок, а матёрый зверь. Созвонился с зоопарком Новосибирска, там согласились его приютить, но только при условии — ни рубля не выплатят. Пришлось согласиться.

Вот тогда я и познал истинный смысл слов: «мы в ответе за тех, кого приручили». Мне до сих пор совестно. Когда привёз Потапыча в зоопарк, то по ветеринарным правилам его поместили в карантинную зону. Служители зоопарка попросили меня самому завести его в клетку. Попрощался я с ним, он встал на задние лапы, я обнял его, а сам чуть не плачу. Пошёл, а когда оглянулся, он всё так же стоял и смотрел мне вослед…

Конечно же, он природным звериным чутьём понял, что мы видимся в последний раз. И ещё, — что я его предал, и никак не мог понять — за что? На душе было муторно и гадко. Конечно, было его жалко и стыдно перед ним. Выходило, что я его использовал, как стартовый капитал , только капитал живой, который мне доверился и стал другом. А я этого лучшего друга предал.

Это было не по совести, но вы и меня поймите. Так он, может, доживёт до старости. Уж такая участь маленького медвежонка оставшегося без матери. Но это было слабое утешение…

Будь он проклят, этот стартовый капитал.

Как не возьми, а выходило по народной пословице, что Семён Зарецкий — счастливый человек: построил дом, посадил дерево и не одно, вырастил сына и не одного, а троих и в придачу ещё девку. По другой пословице выходило, что он жил полной жизнью, так как знал бедность, любовь и войну.

Но тут стоит кое-что уточнить. Если говорить про бедность, то ей у нас на Руси никого не удивишь, а вот с любовью — здесь посложней. Окрутили его с Марьей Сотниковой родители, и не было промеж них вздохов и соловьёв. Однако отшагали вместе по жизни уже полвека и сорганизовали четырёх ребятишков.

Если говорить про войну, то горького он хватил досыта, хлебнул через край, потому как на фронт Семён уходил дважды. Первый раз со всеми, как и положено, а второй раз по необходимости, сам пошёл добровольно. В начале войны, когда сибиряки отстояли Москву, его крепко задело осколком, да так, что думали — он уже не жилец. Долго лежал в госпитале, потом доктора его выбраковали под чистую — не годен к строевой.