Иван Булах - Деревенская околица. Рассказы о деревне

Вернулись Игорь с Васяткой, давай балагурить, снимать на видеокамеру. До автобуса ещё оставалось время, и Семён снова зашёл в платный туалет. И вдруг, казалось бы не к месту, среди этого несерьёзного заведения, где цветы, салфетки и дезодорант, он сделал необычное открытие! А ведь платный туалет — это и есть модель рыночной экономики в самых острых её проявлениях! Да-да! Приспичит, сам будешь решать проблемы.

Бесплатные, беспризорные подъезды, автобусные остановки, больницы, колхозы и заводы, где хозяин — обезличенный народ, это и были захламленные бесплатные туалеты социализма, до которых довели нас верные ленинцы…

Господи, додумался! Да за это бы в тридцать седьмом… Семён украдкой огляделся по сторонам, — никто не подслушал его крамольных мыслей? Это надо же до чего додумался.

Уезжал Семён из города с лёгким сердцем, погостил и будет. Хоть верьте, хоть нет, а за эти два дня соскучился по деревне. Его тяготила и утомляла городская суета, этот суматошный ритм. А Колька ещё тянет сюда. Ну, уж нет, да и зачем? Дожидаться смерти на асфальте в бетонной клетке?

Ему казалось, что даже автобус весело катил по асфальту, как добрый конь, когда почует дорогу домой. Вот и конец пригорода, потянулись игрушечные домики дач. Ишь ты, как оголодал город, строят дачи, они растут, как грибы. Но это хорошо. Всё, какое ни есть, а подспорье: свои ягоды, овощи, фрукты.

И вот ведь что интересно, раньше в Сибири не было садов. Ягода, правда, была, а чтоб яблони, сливы — и думать забудь. А теперь, черти, насобачились до того, что уже не только яблоки, но и виноград умудряются выращивать.

И опять, по выработанной к старости привычке, наладился Семён размышлять. Он уже не мог отключиться и спокойно сидеть. Теперь он переваривал впечатления, которые увидел за эти дни. Город, разбуженный перестройкой, сейчас ему напоминал огромный цыганский табор: так же пляшут, так же обманывают друг друга и попрошайничают. О том, что при коммунистах всё было хорошо, день и ночь кричали по радио, телевизору, писали в газетах, зато теперь все наладились кричать, что всё плохо. Обманывали народ тогда, но обманывают и сейчас.

Вроде и от социализма повернулись к капитализму, а привычки остались те же. Тот же автобусник, как брал, при социализме деньги себе в карман с пассажиров, которых подсаживал в пути, так гребёт и сейчас. Плевать ему было и на социализм, и сейчас на этот капитализм. Но главное тут другое: все видят это, и никому нет дела. Как и всегда, привыкли.

Несмотря на трудности, кое-где, всё-таки, пахали, и это его радовало. Вон натужно кряхтит и ползёт мощный Т-4, чадит трубой, как папироской. А вот «Кировец», издали по цвету напоминает жёлтого цыплёнка, только у этого «цыплёнка» девять плугов, и за смену он осилит столько, сколько вспашет конными плугами табун лошадей. Захватил Семён то время, когда ещё пахали на лошадях и быках. Вот мороки было.

Тогда в пахоту, сенокос и в жатву по нескольку недель жили на полевых станах. Народу много, весело было. Кто постарше, те уже спят, а молодёжь до света гомонилась, пели и плясали под гармошку. Трудное было время, а как-то жилось веселей, главное — умели радоваться. А сейчас, вроде и лучше стали жить, а злые какие-то, завидуют друг дружке. Откуда всё это?

Трактора появились позже, в тридцатых годах, американские «Фордзон» и «Нати». Их сменили наши ХТЗ, потом пошли «сталинцы», а к началу освоения целины, появились ДТ-54. Первые комбайны таскали конями. Вот мороки было! Косили жатками, всё свозили в скирды, а уж потом молотили комбайнами. А теперь он сам идёт, сам молотит, только успевай отвозить зерно.

Семён выучился на тракториста перед войной. Начинал в МТС на колёсном тракторе ХТЗ, а потом работал на всех типах тракторов, а ушёл на пенсию с «Кировца». Только подумать: на его глазах в деревне прошла вся техническая революция!

Теперь поле обезлюдело. Тот же «Кировец» за смену вспашет дневную норму целой бригады, но даже с такой техникой работать с землёй тяжело. Вон всё кричали: «Землю — крестьянам!» Дали землю, работай единолично, однако, нет! Поперву-то многие кинулись в фермеры, да только не все пришлись ко двору — и сразу взад пятки. Оказывается, трудно. Лучше стоять в очереди за пособием по безработице, ленивому так выгоднее.

Перевёлся настоящий хозяин, настоящий землепашец. И не во всём тут виноват сам мужик, здесь руку приложили многие, а теперь вот гибнет село. Всё больше из деревни бегут в город.

Всё меняется не только в городе, но и в деревне.

Хорошо, что можно вырвать без боли зуб, без блата и очереди купить машину. Бери, что хочешь: от стирального порошка до квартиры, были бы деньги. Да, это хорошо. А чтобы деньги были, учись, работай, крутись, и самое главное — не жди бесплатного. Те времена прошли. Вроде бы тут всё понятно, вот только как перестроиться умом? Больше семидесяти лет отучали думать, убеждали, что деньги — зло, а всё оказалось не так.

Мысли, мысли. Правильно и разумно рассуждать, это дело не хитрое, только вот наша жизнь идёт по своим правилам.

А погода как по заказу: ни облачка, ни тучки. Тепло. Так же пламенели золотым листом берёзки. Непонятно, от чего было грустно. Может, от того, что были последние погожие деньки бабьего лета? Скоро зарядит ненастье, всё застынет, замрёт до следующей весны. Много уже вёсен он встретил на своём веку, а хотелось ещё и ещё. Где-то в подсознании, нет-нет, шевельнётся мыслишка — может, это моё последнее бабье лето?..

Тут ещё в автобусе по радио песня надрывает душу:

Хочется белым берёзкам низкий отвесить поклон,

Чтоб заслонили дорожку, ту что ведёт под уклон…

Жили мы в деревне Ельцовке, нашими соседями были Сорокины. Их отец, Фёдор Кузьмич, был председателем колхоза, но в тридцать седьмом его арестовали как врага народа. Осталась его жена, Елена Васильевна с тремя ребятишками, а Мишаня старший. Работала она учительницей, — уволили. Считали, чему научит жена врага народа? Хорошо хоть в колхоз приняли на работу. Днями на свинарнике или в поле, а ребятишки без присмотра.

Моя маманя работала дояркой и наведывалась домой среди дня. За одно и за «сорочатами» приглядывала и подкармливала. Отец тракторист, люди безграмотные, с политикой не путались.

Тут война. Забрали отца на фронт и остались одни бабы, старики да ребятишки. Жить стало труднее, и как на беду у Соркиных ещё пала корова. Известно, где тонко, там и рвётся.

В те военные годы деревня выжила благодаря корове и картошке. «Сорочата» дневали и ночевали у нас. Зимы тогда лютые были, бор рядом, а разрешали собирать только сучья и шишки. Один год их семья даже зимовали у нас. Тесновато было, но жили весело. Наша Зорька хорошо доилась, молока хватало на два двора. А сдружились семьями, потому как нас породнила беда.