АlshBetta - Успокой моё сердце [СИ]

— Привет-привет, — губы Эдварда нехотя вздрагивают в улыбке, когда, исполняя немую просьбу сына, он поднимает его на руки, — уже соскучился?

Пытается состроить на лице подобие чего-то умиротворенного.

Уверено кивая, малыш вздыхает, обнимая его. Утыкается носом в шею.

Каллен покрепче перехватывает мальчика, направляясь к большому белому креслу. Целует светлые волосы, поправляя сползшую темно-зеленую кофту, скрывающую два неровных бледно-розовых шрама на маленькой спинке.

Малахитовые глаза обращаются ко мне лишь тогда, когда мужчина достигает своей цели, усаживаясь на белую кожу. Усталость и подозрение смешались в них воедино.

— Белла, — в этот раз бархатный баритон, несомненно, обращается ко мне, — Марлена уезжает через три часа. Если ты хочешь попрощаться с ней, стоит спуститься сейчас.

— Уезжает?..

Эдвард кивает, поглаживая плечи сына:

— Я разрешил ей вернуться домой.

Что же, отрицать что подобная новость неожиданная — не стану. Насколько я помню, он собирался говорить с Джаспером. О бомбе, само собой. Неужели между ними всплыла тема домоправительницы? Или она сама их нашла?.. Не знаю, что и думать. Мысли за секунду обращаются в кашу.

— Ты пойдешь? — напряженность так и сквозит в его голосе.

Медлю, обдумывая оба варианта ответа. Надеюсь, то решение, к которому прихожу, в штыки принято не будет.

— Я могу?

— Можешь, — Каллен напрягается, прикрывает глаза, — но только прямо сейчас. Иди.

Похоже, таким вариантом развития событий он не обрадован. Быть может, мне все же стоит остаться? Не хочу злить его. Этот день должен быть безоблачно-счастливым. Обязан.

— Я..

— Иди! — почти приказной тон. Не оставляет никакого права остаться. Путь назад отрезан.

Что же, я сама это выбрала.

Поднимаюсь со своего места, улыбнувшись Джерри, настороженно глядящему на меня из объятий папы. В драгоценных камушках поблескивает тревога.

— Я быстро приду, мой хороший, — уверяю его, — а когда вернусь, покажешь мне, что нарисовал?

Беззвучное «да» повисает среди белых стен. Малыш возвращает личико к папиной коже, скрываясь от меня. Дает уйти. Как и Эдвард, разрешает.

Тихий коридор встречает потоком холодного воздуха, резко сменяющего теплую обстановку детской. Стены излучают враждебность, деревянный пол не внушает доверия. И даже солнце, в кои-то веки освещающее это место, не в состоянии исправить впечатление.

Хочется вернуться обратно в обитель Джерри. Усесться рядом с ним, наблюдая, как юный художник вырисовывает контуры деревьев и речек, струящихся по зеленой траве, пока его папа с мягкой улыбкой за этим наблюдает. Но что-то удерживает. Мысли удерживают.

Во-первых, если Эдвард сказал правду и домоправительница действительно покидает особняк, не сказать ей «до свидания» я не могу. В конце концов, и для меня, и для Джерри эта женщина немало сделала.

Во-вторых, каким-то шестым чувством ощущаю, что в детской моему похитителю и маленькому ангелу лучше на некоторое время остаться вдвоем. У них есть время поговорить… о маме.

Вот черт, неужели сегодня? Можно ведь выбрать другой день. Не такой счастливый, не такой спокойный. Я не знаю, как Джером воспримет эту новость. Даже больше — не имею ни малейшего понятия. И рисковать испортить ему настроение — непростительно. Не нужно.

Подумать только, что «мама» — идея того самого человека, что через две недели после приезда едва не вернул меня мужу, за то, что я спала с мальчиком в одной кровати.

Того самого, что едва не испепелил меня на место за то, что Джерри обнимал меня и приходил, когда хотелось, чтобы его пожалели.

И сейчас мой похититель, так панически боящийся лишиться сына, так яро оберегающего их маленький мирок, хочет включить внутрь него меня?

Не верится. Совсем.

Наверное, я должна думать иначе. Я должна радоваться и прыгать от счастья, что он позволил. Только вот что-то мешает… что-то подсказывает, что такое решение не совсем своевременно…

Надеюсь, я ошибаюсь.

Ступени лестницы сменяют друг друга с завидной четкостью. Вниз и только вниз. Эдвард сказал, что надо спуститься. Значит, столовая. Извечное место встреч и расставаний. Место, где мы впервые встретились с Марленой. Надо бы вспомнить, что я иду именно к ней. И иду не просто так.

Знакомые двери с иероглифами гостеприимно раскрыты. По их зеленой поверхности гуляют солнечные блики из большого окна на северной стене.

Женщина с белокурыми волосами, собранными в пучок на затылке, стоит возле огромного деревянного стола, окруженная десятком картонных коробок и упаковочной бумагой, заслоняя большую их часть. Рядом, на полированной поверхности, выстроились цветные кружки. Среди них не сложно угадать самую большую, ярко-оранжевую, с выведенной большими желтыми буквами надписью «Darling». Догадка оказалась верной. Марлена здесь.

Тихонько скрипнувший пол, на который я ступаю, привлекает её внимание, отрывая от сбора вещей. Поворачиваясь ко мне, держа в руках небольшое фарфоровое блюдечко, домоправительница выглядит удивленной.

С опозданием замечаю, что её одежда вместо светлых брюк и блузок сменилась на прежний фиолетовый брючный костюм. И даже балетки-тапочки на ногах — те же.

— Изабелла?

— Здравствуйте, — поспешно киваю, отрываясь от дверного косяка, — простите за беспокойство, Марлена, я…

— Какое беспокойство? — к моему совершенному изумлению она добродушно улыбается, опуская блюдце обратно на стол, — проходите, я очень рада.

Рада?..

Нерешительно переступаю порог, направляясь к женщине. Я ожидала от неё чего угодно, но только не такого теплого приема. Я — желанная гостья? После всего, что произошло? После того, как не оправдала возложенные на себя надежды?

Синие глаза, до краев наполненный теплотой и дружелюбием, подтверждают положительный ответ.

Да, все так и есть, каким бы невозможным подобное не казалось.

— Садитесь, — домоправительница, наскоро скинув на пол пустую коробку, выдвигает для меня стул.

— Спасибо.

— Спасибо вам, Белла, — произносит Марлена, присаживаясь рядом и серьезно глядя на меня. Это вовсе не шутка.

— За что? — надеюсь, то, что мое удивление неподдельно, она понимает. Такое в принципе нельзя изобразить.

— Вы знаете, — женщина негромко усмехается, поправляя оберточную бумагу на одной из чашек.

— Но ведь ваша дочь… — прикусываю губу, не решаясь произнести страшное слово, просящееся на волю.

— Да, — она кивает и тонкие красноватые губы вздрагивают. Кожа слегка бледнеет: — Я помню.

— Марлена, извините…

— Белла, я понимаю, что мистера Каллена нелегко отговорить, — домоправительница выдавливает улыбку, качнув головой, — наверное, это правильно — виновные должны получать свое наказание. Это справедливо.