АlshBetta - Успокой моё сердце [СИ]

— Мой малыш… — не стесняюсь употреблять подобные слова, зная, что сейчас они помогут, а не оттолкнут. Сейчас настало их время.

Внезапно над нашими головами ярко вспыхивает свет. Лампы загораются так неожиданно, что Джером дергается, больно зажимая своими пальчиками мою кожу.

Оборачиваюсь, замечая, что теперь Марлена стоит у восточный стены, а её рука опускается по белой поверхности вниз, от выключателя.

Может быть, при свете действительно лучше?

Ласкаю малыша, стремясь заглянуть в его глазки. Хочу понять хоть что-нибудь.

Возможность представляется достаточно скоро — буквально спустя пару минут.

Налитые слезами и горечью, затопленные отчаяньем малахиты встречаются с моим взглядом. Сердце разрывается на части от вида этого ребенка.

— Джерри, — собственноручно сокращаю его имя, запечатлев на лобике ребенка поцелуй. — Все хорошо…

Джерри… достаточно необычно, если учесть, что имя «Джером» вряд ли прописано как исконно американское. Здесь уж наверняка постарались французы.

От моего проявления чувств мальчик немного расслабляется. Ему легче.

— Я принесу воды, — напоминая о своем присутствии, говорит Марлена.

Киваю, немного поворачиваясь. А затем возвращаюсь к мальчику, поудобнее устраивая его у себя на коленях.

Будто бы проснувшись от кошмара, он прижимается ко мне, не желая отпускать. Вижу в нем того малыша, которого знаю. Который верит мне.

— У тебя очень красивые глазки, — нежно стираю пальцами соленую влагу с его щек. — Два больших драгоценных камушка. Знаешь, как красиво они блестят, когда ты улыбаешься?

Джером зажмуривается при этих словах, пряча личико у меня на груди.

— Чего ты боишься? — оглядываюсь, подмечая, что ничего особо страшного вокруг не наблюдается — Тебе приснился плохой сон?

Мальчик отрицательно качает головой.

— А что тогда, солнышко?

Скоро я совсем забуду другие слова. Благо, по отношению к Джерому это будет скорее плюсом, чем минусом.

Белокурое создание указывает пальчиком мне за спину и тычет им в северную стену, у кровати. Он стремится показать мне что-то, чего я не вижу. Или не могу увидеть…

— Он тебя обидел? — стираю остатки слез, спрашивая это. — Кто? Скажи и я накажу его.

Накажу… ты переходишь дозволенные границы, Белла. Тебе ли говорить подобное?

Делая рваный вдох, мальчик отрицает мою догадку.

— В любом случае, сейчас я с тобой, — привлекаю его обратно, обвивая руками и наглядно демонстрируя сказанное.

Малыш вздыхает. Его ладошки крепко держатся за мои.

Возвращается Марлена. Стакан с водой подрагивает в её руках.

— Спасибо, — искренне благодарю домоправительницу, забирая воду. — Выпей, Джерри.

Белокурое создание не изъявляет недовольства. Скорее напротив, припадая к стеклянной поверхности стакана, он жадно пьет целительную жидкость.

— Ещё? — стряхиваю несколько капель, упавшие на ладонь.

Не хочет. Это видно по взгляду.

— Идите с Беллой в кровать, Джером, — женщина, уже успевшая все застелить, указывает на нашу постель. — Поспи, мой милый. Поспи.

Однако в планы Джерома сон точно не входит. При одном упоминании о кровати он снова начинает дрожать, и меня это совсем не радует.

— А как насчет того, чтобы прогуляться, Джерри? — смотрю на по-прежнему раскрытую дверь, предлагая это.

Марлена неодобрительно хмурится.

— Изабелла…

— Мы недолго, — посылаю ей молящие взгляды, стреляя глазами на малыша. — Совсем чуть-чуть, правда?

Тот нерешительно кивает.

— Чуть-чуть… — наконец опасливо соглашается домоправительница, освобождая нам дорогу, — недолго…

— Пойдем, — встаю, увлекая за собой малыша, крепко вцепившегося в мою шею. Правда, с каждым шагом, удаляющим нас от комнаты, судорожное сжимание плавно перетекает в объятья.

К тому моменту, как деревянная дверь в детскую захлопывается за спиной, Джером, уткнувшись в мое плечо, тихонько посапывает.

Его тело больше не дрожит, а ослабевшие ладошки покоятся на шее, изредка проводя по ней пальцами.

Он успокаивается.

Это не может меня не радовать…

— Солнышко, — немного поворачиваю голову, целуя пухлую детскую щечку. — Мое маленькое солнышко…

Утро настает слишком скоро. В голове тут же всплывают воспоминания о ночном происшествии с мальчиком, его слезах и в мольбе протянутых вперед ладошках… При одной лишь мысли об этом жалком зрелище мое сердце обливается кровью.

Инстинктивно прижимаю теплое тельце поближе к себе, поворачивая голову в его направлении. Вздыхаю, успокаиваясь от того, что сейчас он рядом и в безопасности. Ему не страшно, он спит. Летает среди облаков или скачет на маленькой ладошке по лугам — не имеет значения. Главное, все хорошо.

Расслабленная подобными размышлениями, слабо улыбаюсь. День начинается не так плохо, несмотря на тяжелую ночь…

Когда, в конце концов, решаю открыть глаза и подняться, подумывая над тем, чтобы посетить ванную и принять горячий душ, глаза находят среди белых стен и пола подозрительный, можно даже сказать никак не вписывающийся в интерьер объект.

Этот самый «объект» располагается в белоснежном кресле, поставленном как раз напротив моей стороны кровати.

Одна из его рук подбирает голову, вторая сжата в кулак на коленях. Смотрю выше пояса, замирая на увиденном лице. Спутанные бронзовые волосы и бледная кожа идеально друг друга дополняют.

Эдвард.

Малахитовые глаза полны всепоглощающей ненависти. Настолько сильной, что могут испепелить весь мир целиком.

И сейчас этот поток выльется на меня.

Одну меня…

— С добрым утром, Белла, — негромко произносит Каллен. Интонация, коей сказаны эти слова, никак не вяжется с их смыслом. Голос полон плохо сдерживаемой ярости и разочарования. То же чувство повисло в глубине малахитовых омутов.

Впиваюсь пальцами в простыни, сжимая их и едва не разрывая на клочки. Слишком страшно. Не то, что представлять, даже думать о том, что может сделать Эдвард, когда выглядит вот так…

Моя вина лишь в том, что я сейчас в детской? Что сплю с Джеромом?

Интересно, мне позволят объясниться? Если да, то спасение гарантировано. Не думаю, что Каллен велит отказывать испуганному маленькому мальчику в том, чтобы успокоить его после кошмара. Если он человек, конечно. По крайней мере, мне кажется, что не станет. Хочу в это верить.

— Здравствуйте, — проглатываю комок, ставший в горле, хрипло приветствуя своего похитителя.

Губы мужчины сужаются в тонкую полоску.

— Пойдем.

Мы не будем говорить здесь? Чтобы не разбудить малыша?

Послушно поднимаюсь и иду следом. Имеет ли смысл сопротивление? И если имеет, нужно ли оно мне?