АlshBetta - Мужчина без чести [СИ]

Так торопится его убедить, уверить, что ей не все равно… а в карих глазах снова слезы, как днем. И снова те, из-за которых он был готов попасться тени, лишь бы не видеть.

— Нет! — восклицает слишком громко. Пугает её.

Непонимающе глядя на него, Белла поспешно вытирает соленую влагу кончиками пальцев.

— Не плачь, — умоляюще просит мужчина, не зная, что делать с прорвавшимся наружу отчаяньем, — не надо…

— Ладно, — Белла легко соглашается. Последнее время она на все легко соглашается, что бы он не попросил. Кроме одного…

— Звонила твоя мама, — словно бы чувствуя тему, к которой они подбираются и желая оттянуть её, а может быть, отвлекая от очередной истерики после пришедших воспоминаний, сообщает Белла.

Изображать удивление Эдварду не нужно. Оно очевидно.

— Эсми?

— Да. В среду вечеринка в честь дня рождения Эммета… она хотела, чтобы мы поучаствовали.

Задохнувшись от неожиданности просьбы, Эдвард едва не давится словами, никак не жаждущими дрожащим голосом произноситься:

— Нет…

Одна лишь мысль, одно лишь мягкое представление о том, что бы провести вечер в кругу людей незнакомых, да ещё и мужчин, да ещё и на глазах у семьи… это будет последней каплей. Он лишится рассудка ещё до первого тоста — на пороге.

— Эдвард…

— Нет! Нет и нет! Я не пойду, я не буду… — он пытается прекратить очередную волну паники, но это заранее обречено на провал. Недоступно ему.

— Я отказала, отказала, — поспешно договаривает миссис Каллен, сжав его ладонь, — нас там не ждут. Нас там не будет.

Дрожь малость унимается. Ужас малость утихает.

— Не ждут?..

— Нет. Ты в очередной командировке, а у меня заказ на большой праздник… нам никак не успеть.

Невиданное облегчение волной разливается по телу. Растворяясь, силуэты толпы людей, силуэты других мужчин, которых не хочется видеть и знать, с которыми не хочется находиться на расстоянии километра, силуэты испуганных матери и отца, перекошенного от боли лица брата — все уходит. Не будет этого. Не будет.

— Насколько ты здесь? — от проснувшегося успокоения после недавних слов Эдвард собирает по крупицам силы и произносит те слова, которые волнуют больше иных. Достаточно повседневно произносит. Достаточно спокойно.

— В каком смысле? — карие омуты мутнеют, теряясь за непонятной пеленой. Им больно.

— Ты надолго со мной?

Белла делает глубокий вдох. Поджав губы, выпрямившись и покрепче перехватив его ладонь, явно готовится что-то сказать. Важное. Нужное. Волнуется, к гадалке не ходи.

— Я с тобой до конца, — с максимальной честностью, на какую способна, с максимальным доверием, какое хочет дать, отвечает она.

— Но ты помнишь про..?

— Я все помню.

— И то, что я теперь… не тот? — как же жжется это слово!

— И это.

— Не пожалеешь? — он прикусывает язык. Опасная фраза может вернуть ей трезвый рассудок.

— Нет, — но Белла так уверено отвечает ему, что исчезают малейшие сомнения, — я пожалею, если уйду.

Пара секунд тишины и пара ласковых прикосновений. Большей признательности, большей благодарности и большей концентрации того чувства, какое обычно испытывает к жене, Эдвард и представить не может. На мгновенье ему кажется, что все налаживается. Камень упал с плеч, крест отвязали…

Но не все так просто. Все в принципе не бывает просто.

— Эдвард, я хочу, чтобы ты знал, — набравшись смелости после небольшого перерыва, привлекает его внимание Белла. Ту ладонь, что держит в своей, пододвигает чуть влево и чуть вверх. Прикладывает к халату. К животу.

Он вздрагивает, но отдернуть руку не пытается. Не посмеет.

— Если остаюсь я, остается и Он. Мы вместе остаемся.

То, как за секунду рушится выстроенная картинка благополучия, пригибает к земле от боли. Эдвард душит всхлип, но пары слезинок остановить не может.

Нечестно. Нельзя. Невозможно.

— Это тот выбор, что ты просил меня сделать, — продолжает девушка. Тем же тоном, тем же ровным голосом, но с надеждой. Она не скроет свою надежду на него — пока ещё живую, — я выбрала. Я не хочу уходить, потому что люблю тебя. Но останусь только в том случае, до конца останусь, Эдвард, если ты примешь нас обоих. Нас двоих.

И, завершив речь и вздернув голову, замолкает. Не пускает в глаза ничего. Не позволяет ничему исказить лицо. Хватит на сегодня.

Белла ждет.

Ждет ответа.

Но несмотря на напускную непоколебимость, несмотря на сталь уверенности, всей душой молится на один — это почти волнами исходит от худенького тела, уже, черт подери, вместившего в себя вторую жизнь. Тот, который прозвучит так:

«Я согласен».

Однако на губах у Эдварда вертится совсем другая фраза…

«Зонтик на ветру» — вот как это называлось. Очень веселая, очень интересная игра, в которой следовало добежать до края обрыва, замереть над пропастью и, сделавшись невесомым «зонтиком», прыгнуть вниз.

Как правило, обрывом назывался холмик перед их домом, высотой в два кухонных стола, поставленных друг на друга. А пропасть — черная от грязи лужа, простирающаяся на полметра прямо под ним. И когда «зонтики» — Эдвард и Эммет, — обгоняя друг друга, летели в самую гущу этого болота, бабушка Шерли с криками выбегала из дома и буквально за уши вытаскивала их из грязи, причитая, как же она отстирает вконец испорченную одежду.

Эммету нравилось смотреть, как прыгает старший брат. В нем была воздушность и грация — в каждом движении. Прикрыв глаза, сжав губы и чуточку улыбнувшись, он парил вниз. С не менее удачным, чем сам прыжок, приземлением.

Эммет же, однажды не рассчитав силы и подражая брату, вывернул правую ногу. Эдвард еще год дулся на мальчика за то, что теперь бабушка не выпускала их играть в «зонтики»…

Та же бабушка, к слову, любила повторять, что в одну реку дважды не войдешь. И Эдвард слепо верил ей, руководствуясь этой истиной.

Но, похоже, Шерли заблуждалась.

Обрыв, перед которым он стоит сейчас, не менее страшен, чем настоящий. И если из грязной лужи еще можно было выбраться, то из этой пропасти — нет.

Они с Беллой сидят на коленях друг перед другом, посреди немой гостиной, безмолвно глядя в глаза и больше не соприкасаясь. В карих — надежда и призрачное отчаянье. В серых — его — бесконечно простирающаяся на многие километры горечь.

Белла готовится услышать ответ. Эдвард — его дать. И оба с легкостью согласились бы поменяться местами.

За окном начинает накрапывать дождик. За окном — холодно, а здесь — тепло, даже слишком, едва ли не жарко. И жар никак не помогает делу. Мужчина чувствует нарастающее в себе раздражение, обладающее преступной способностью переплетаться с отвращением. Только бы не сорваться…

Белла не выдерживает первой. Делает глубокий вдох, сглотнув.