АlshBetta - Мужчина без чести [СИ]

— Я понимаю тебя, — признается, оставаясь сидеть неподвижно. Хочет, очень хочет коснуться мужа, но не рискует. Опасается.

И прежде чем он успевает возразить, продолжает:

— Я знаю, что бывает время, когда кажется, что вокруг только темнота и ничего больше. Что нет смысла пытаться что-то сделать и куда-то идти — со мной тоже это было.

Каллен скорбно усмехается. От этого звука Белла едва ли не морщится.

— Gelibter, — сдается в пользу тяжелой артиллерии, снова произнося это слово, — на самом деле из непреодолимого в этом мире только смерть. Когда человек мертв, нельзя ничего сделать — это безысходность, потому что его не воскресить. Но все остальное… все, даже если оно ужасно… можно пережить. У них получается. У них всех. И у нас с тобой, Эдвард, у нас обязательно получится!

Интересно, насколько в свою искрометную тираду верит она сама? Сидя здесь, глядя на него и припоминая все то, что услышала прошлой ночью и этим, черт его подери, утром. Утром Вопроса…

— До стадии переживаний, — Эдвард прочищает горло, упрямо глядя вниз, на свои руки посреди темного пола, — как правило, не доходит… сейчас очень просто оступиться на крыше или перепутать чай с кислотой…

— Зачем ты это говоришь? — жмурится Белла.

— Для большей правдоподобности.

Мужчина не знает, откуда в нем столько злобы, спеси и отвратительнейшей серой безнадежности. После требования Беллы выбрать и ее, и ребенка или потерять всех, наплевательское отношение выползло из своей темной норы. А когтями оно дерет очень больно… по живому.

— На каждый день рождения мы задували свечи, помнишь? — она с трудом, но еще в состоянии делать вид, что все в порядке; по крайней мере, голосом — старается. — И всегда загадывали желание. Чего просил ты? Каждый год, Эдвард!

Каллен стискивает зубы. Цедит:

— Жить рядом с тобой.

— Со мной и..?

— С тобой. Жить рядом с тобой, — мотает головой он, раскусывая план жены, — каждый гребаный год. Чтобы без тебя не остаться.

— Ты тоже хотел Его, — девушка громко втягивает воздух, вырываясь из цепких лап всхлипов. Бережно и нежно, как настоящая мама, как всегда делала и Эсми с Эмметом, укладывает ладони на свой живот. Гладит его кончиками пальцев.

— Когда-то — да.

— Ничего не изменилось, — уверяет Белла, пересиливая испуг и подбираясь к нему ближе. Робко притрагивается к пальцам левой руки, особое внимание уделяя тонкому ободку золотого кольца, — мы вместе, мы друг друга любим, и у нас все получится.

За раздражением следует ненависть. Без промежуточных этапов и шагов она накрывает собой так крепко, что выпутаться — невозможно. Эдвард ощущает, как горит лицо и как сжимаются в кулаки ладони. От усилий сдержаться ему тяжело дышать — не та эта реакция, какой можно было ожидать после столь выматывающей ночи.

— Когда-нибудь этот ребенок с гордостью скажет в школе, что один из его родителей — существо неопределенного пола, — ядовито выплевывает мужчина, переступая через себя и глядя-таки жене в глаза. Чтобы уничтожить возможность списать все на шутку.

— Эдвард…

— Ты можешь хотя бы на минуту представить себе, что просишь сделать? — Каллен распаляется больше прежнего. Отчаянные попытки жены найти аргумент для ответа — причем конечный, беспрецедентный — будят в нем зверя. Он вырывает руку из маленьких пальчиков.

— Да, я понимаю…

— Ни черта. Ни грамма не понимаешь! Я не смогу стать тем, кого он должен будет во мне видеть! Стать его отцом! Я не смогу защитить его, не смогу ему помочь и не смогу дать ему даже совета… простого совета! А все потому, что слушать совет оттраханного мужчины, — он с такой силой ударяет по доске пола, что Белла вздрагивает, прикусив губы до самой крови, — все равно что расспрашивать заключенного о правопорядке!..

Белла смотрит на него широко раскрытыми глазами и часто дышит. Смотрит, впитывая в себя каждое слово, пропуская через тело. Слезы уже набухли, уже готовы катиться вниз, но держатся на месте. Из последних сил.

— А самое страшное, что я не смогу его любить… так, как надо. Как он заслуживает.

Заканчивая, Эдвард тяжело выдыхает, закрывая глаза. Тщетно старается выровнять дыхание и унять дрожь. Огонь внутри все еще пылает. Чтобы он затух, нужно не меньше часа спокойствия, брать который неоткуда.

— Неужели если бы это случилось со мной, — после нескольких секунд молчания, негромко и дрожащим голосом, но с ощутимой уверенностью внутри, уверенностью в нем, как и прежде, спрашивает девушка, — ты бы позволил мне убедить себя во всем этом?

Выдох. Еще вдох — отказывается пока терять самообладание. И смотрит так пронзительно, так честно, что не посмотреть в ответ — неизмеримый по жестокости поступок. Эдвард не выдерживает — смотрит.

— Нет… — сомневаться не приходится. И не пришлось бы.

— Вот видишь, — уголков побелевших губ касается улыбка, — тогда почему ты решил, что это дам тебе сделать я?

— Мы отличаемся друг от друга.

— Всего лишь полом…

— Хотя бы полом, — Эдвард мужественно продолжает говорить, хотя жжение в горле уже просто невыносимо, — ты — женщина.

— Это не значит, что я не могу тебя защитить, — она робко прикасается к его груди, проводя линию ровно там, где сердце. По царапинам, затянувшимся коричневой коркой.

— Не можешь. Ты можешь помочь зализать раны, но не защитить. И это все, на что теперь способен и я сам…

— Неправда. Никто, кроме тебя, меня не защищает.

От ее веры боль нарастает. В том же самом сердце — под невидимой линией.

— Хочешь честно? — стараясь проигнорировать пламя внутри, говорит Эдвард. — Если бы мы с тобой шли по улице и на пути оказался бы мужчина, пожелавший причинить тебе вред… большее из того, что я мог бы сделать, было бы закричать вместе с тобой.

Верно. Верно и честно, ничего не поделать. Одна лишь мысль почувствовать рядом человека, хоть как-то напоминающего Пиджака, — режет на части. А то, что при этом будет рядом Белла, что она может пострадать — заживо сжигает.

— Хватит, — обрывая мужа, Белла на удивление ловко поднимается со своего места, оказываясь рядом с ним. Наскоро сморгнув слезы, крепко обнимает за шею, прижимаясь к нему всем телом. Дышит неровно, но очень старается это исправить.

— Нет, слушай… — протестует Каллен. Моргает, лишая соленую влагу последней возможности коснуться кожи.

— Нет, ты слушай, — твердо говорит она, устраивая подбородок на его плече — как всегда делала прежде, — я здесь, Эдвард, не для того, чтобы потешаться над тобой, издеваться или жестоко сыграть на факте случившегося. Я здесь, потому что я ужасно сильно тебя люблю — и таким, и другим, и любым, в каком бы состоянии ты ко мне ни вернулся. Я верю в тебя и в то, что у тебя получится справиться с этим, это пережить!