Виктория Хислоп - Возвращение

Люди, дрожа в редком леске под голыми деревьями, не дававшими никакой защиты, начали коченеть от холода. Отсыревшие сигареты не раскуривались.

– Господи Иисусе, – пробормотал Франсиско, изучая свою ладонь. – Да я руки своей толком не вижу. Как же мы отличим своих от фашистов?

– Придется трудно, – ответил Антонио, поднимая воротник и прижимая к себе скрещенные на груди руки, чтобы согреться. – Может, еще разведрится.

Он ошибся. В течение дня дождь превратился в снег, а потом спустился туман. Республиканцы перешли в контрнаступление, а итальянцы в своем тропическом обмундировании между тем страдали от холода еще пуще них. Низкие температуры стали общим врагом обеих сторон, многие погибли от переохлаждения. Антонио с удовлетворением понял, что итальянцы переоценили скорость своего продвижения; в каше из снега и тумана их подразделения теряли связь друг с другом. Заканчивалось топливо, застревала в грязи техника, все с большим трудом поднимались в небо самолеты.

С каждым часом республиканцы все явственнее брали верх.

– Похоже, удача в кои-то веки на правой стороне, – жестами показал друзьям Антонио.

– Видать, потому, что мы здесь, – усмехнувшись, съязвил Сальвадор. – Отвоевался Франко!

Если итальянцы испытывали затруднения со связью, то и в ополченческом отряде Антонио по большей части представление об общей картине сражения было лишь немногим яснее. Вокруг кипел бой, но практически нулевая видимость почти не позволяла им ничего рассмотреть. Из холодного хаоса до Антонио доносились предсмертные крики умирающих, некоторые погибали от пуль своих же.

Ринувшись в бой, Антонио старался держаться как можно ближе к Сальвадору. Тот уже доказал свою отвагу у Харамы, но Антонио все равно чувствовал огромную ответственность за друга.

Сальвадор уже понял, чем хороша для него глухота на поле брани. Он не слышал ни протяжного свиста пуль, ни воплей раненых, но он также не услышал и предостерегающего окрика друга. До самой последней минуты Сальвадор не испытывал страха. Успел заметить только, как исказилось лицо друга. Прозвучавший вслед за этим мучительный крик издал не он, а Антонио, на глазах которого друг детства, горячо любимый Эль Мудо, рухнул на землю.

Рубашка пропиталась кровью. Рубашка Антонио. Она стала красной, когда он прижимал к груди умирающего друга. И земля вокруг заалела, впитывая кровь Сальвадора.

На этом поле боя не было времени предаваться горю. Сальвадора убили в конце дня, и, в отличие от других тел, пролежавших много часов там, где упали, Франсиско с Антонио смогли быстро его похоронить. Мерзлая почва поддавалась с трудом. Врубаясь в твердую землю, друзья впервые за долгое время согрелись. Яма для могилы всегда требуется немаленькая, и выросшая рядом куча земли казалась до нелепости огромной в сравнении с замотанным в ткань телом Сальвадора.

На следующий день им поручили собирать брошенное итальянцами снаряжение. Остальных поставили стеречь пленных, и Антонио порадовало, что эта повинность миновала их с Франсиско. Он сомневался, что его товарищ смог бы отнестись к ним по-человечески. Да и в самом себе у него, если уж на то пошло, уверенности не было.

Теперь их подстегивал гнев. Друзья не нуждались в дальнейших напоминаниях о том, что они сражаются за правое дело. Хотя об этом и так всем было известно, брошенное оружие и другая амуниция, которую они собирали, служили доказательством того, что Италия нарушала соглашение о невмешательстве, которого, по идее, придерживалась Европа. Эту политику – не поддерживать ни одну из сторон в разгоревшемся в Испании внутреннем конфликте – саботировали уже несколько стран, и документы, захваченные республиканским ополчением, пригодятся политикам, чтобы уличить их в этом. Да и доставшаяся республиканцам техника стала большим подспорьем в их деле. Им понадобится каждая артиллерийская установка, которую они только могли заполучить.

Когда сражение у Гвадалахары закончилось, они вернулись в Мадрид. Те, кто жил поблизости и кому было еще кого навещать, могли съездить на побывку к себе в деревню. Антонио с Франсиско и думать не смели о том, чтобы наведаться в родной город. Гранаду крепко удерживали в своих руках националисты, и поездка туда непременно обернулась бы арестом.

Они остались в столице, где помогали укреплять баррикады. Пусть от ударов с воздуха город защитить было непросто, стояла цель усилить оборону настолько, чтобы столица начала напоминать настоящую крепость. Антонио с Франсиско целыми днями сооружали стены из намокших под дождем мешков с песком, округлых и гладких, точно гигантские голыши. Многие здания в городе с вылетевшими от взрывов окнами напоминали сейчас медовые соты. Они служили постоянным напоминанием о том, как важно защитить Мадрид, даже если Франко вел теперь основные наступательные операции где-то еще.

Антонио с Франсиско ужасно не хватало Сальвадора. Их дружба во многом держалась на его умении сглаживать острые углы, и когда его не стало, в их сердцах образовалась ничем не заполняемая пустота. После стольких лет заботы о нем их оглушило сознание того, что они не справились, не уберегли его от вражеской пули. А если добавить к этому состояние неопределенности – они не знали пока, куда дальше их забросит война… Друзей постигало все большее разочарование. Разобщенность в рядах левых только росла, а Франко не замедлит воспользоваться недостатком их сплоченности.

– Все дело в том, что единства как не было, так и нет, нет цельного ядра, – тревожился Антонио. – Ну и на что нам остается надеяться?

– Но если у людей есть твердые убеждения, марксистские или коммунистические, с чего им от них отказываться? – возразил Франсиско. – А если откажутся, не бросят ли сражаться?

– Вокруг масса неравнодушных, – ответил Антонио. – Пусть они и не держатся крайних взглядов. И многие готовы взять в руки оружие. Но пока не будет согласия в верхах…

– …мы так ничего и не добьемся, – закончил Франсиско. – Мне начинает казаться, что ты прав.

Хотя отряды ополчения объединились сейчас в Народную армию, среди противников Франко продолжали множиться группы и фракции. Борьба против Франко как будто бы разгоралась все сильнее, но в рядах коммунистов, анархистов, марксистов и других, более мелких политических секций продолжались трения, подковерная грызня, раздоры. Антонио страшно хотелось, чтобы главы каждой из групп узрели наконец, что победить можно, только сплотившись, но с каждым днем фракций и разногласий становилось все больше.

Поездка Мерседес близилась к концу: автобус приближался к Мурсии. Девушка глядела в окно и вспоминала родителей. Сеньора и сеньор Дуарте за все шесть часов в автобусе и парой слов не перекинулись. Она подумала о том, что такая неприязнь между Кончей и Пабло была бы немыслима. Даже когда между ними возникали разногласия, их отношения всегда оставались теплыми.