Валентин Блакит - Возвращение на Сааремаа

- Извини, не знал, - сказал Реве. - Попался первый под руку. Потерпи минутку: поужинает Супрунов - и подменит.

В учебном отряде после «луча» обычно делали разбор действий расчета. Не знал, практикуется ли это здесь, но ре­шил отметить филигранную работу первого номера - Шпаковского, четкость и синхронность третьего - Соболева, и удивился, с каким воодушевлением воспринята его похвала. И впрямь, подумал, доброе слово каждому приятно.

- Вот и еще одна причина! - подхватил Супрунов. - Встреча нового командира - раз, первый его «луч» - два, можно сказать, награды Шпаковского и Соболева - три. Бог троицу любит! Прошу отведать трапезу... - артисти­ческим жестом показал на стол в притемненном углу. - С девчатами оно, конечно, было бы веселее по такому тор­жественному случаю, но хрен с ними - нам больше доста­нется. Прошу...

Подошел, глянул на уставленный яствами стол - и чуть язык не проглотил: с убогих алюминиевых солдатских таре­лок немо вопили сказочной вкуснотой тонко нарезанные, почти прозрачные ломтики сухой полендвички, покрупнее - куски подсушенного окорока и вообще роскошь - сушеная колбаска домашнего изготовления, еще что-то непонятное, но ужасно аппетитное.

Супрунов нагнулся и достал из-под стола невиданной формы роскошные бутылки.

- Что это?!

- Нормальный продукт! В этой - доведенный до употре­бительной кондиции спиритус, а в этой - щедрый подарочек морского бога Нептуна, - пояснил Супрунов. - Тебе, конеч­но, нептуновки плеснуть?

Понял, что изгнание девчат - лишь цветочки, а вот со­зрели и ягодки...

- Товарищ ефрейтор, - пристально посмотрел на Шпа­ковского строгим взглядом. - Возьмите спиртное и вылейте, а лучше - разбейте. О камень во дворе, стекло приберем зав­тра...- Как? - не совсем понял тот. - Шутишь, командир...

- Не шучу. Выполняйте!

Шпаковский не сдвинулся с места. Чувствовалось, что совершить такое «кощунство» он не в состоянии. Ничего не оставалось, как самому взять по бутылке в руку и напра­виться к двери.

- Поставь на место! Не твоя... - вскочил и преградил путь Супрунов. - Да я у тебя на голове разобью, салага! - Схватил за бутылку.

Выдержал его тяжелый, полный решимости взгляд и за­орал, не узнавая своего голоса:

- Сми-и-рр-но! Ша-агг влево! - и не поверил своим гла­зам: Супрунов машинально опустил руки и так же маши­нально уступил дорогу, не давая себе отчета, что делает, не понимая, что спасовал, спасовал вовсе не перед ним, млад­шим сержантом, салагой, а перед этим звучным, решитель­ным, магическим воинским «смирно!», спасовал самопроиз­вольно, на уровне подсознания, инстинкта.

Жалостливый звон разбитых бутылок вверг всех в глубочайшее уныние, породил гнетущую тишину, еще более наэлектризованную, взрывоопасную, чем после изгнания девчат. Никто не садился и его не звали к столу. Питал надежду, что, как и в первый раз, очередной «луч» не­много разрядит атмосферу. Однако как вышли светить мрачными, молчаливыми, так и возвратились. Он понимал их: старались, с фантастическим гостеприимством собра­лись встретить нового командира. Такие яства где-то до­были - из посылок приберегли или девчата принесли, симпатичную блондиночку удружили, а он!.. Он их пони­мает, они не понимают и вряд ли способны понять... Си­лой обстоятельств он загнан в угол, где нет иного выхода, кроме: либо - либо... Либо принимает их подношения, их правила: живи - не тужи и дай жить другим - и в точно­сти повторяет судьбу предшественника, либо... Кажется, для них непостижимо, что он всерьез способен избрать для себя второе «либо». Но странно получается... При зна­комстве, неоднократных встречах с ними на заставе ни один добрым словом не обмолвился о бывших командирах, сделавших когда-то свой выбор... Поразительно, удивительно получается. Видимо, правда: на добреньких воду возят, а повозив, - и не вспоминают. Чаще долго помнят строгих, жестких, даже жестоких, вовсе самодуров и от­кровенных придурков. В армии и на гражданке. О добря­ках, парнях-рубахах вспоминают, когда прижмет, припе­чет... И они, видимо, уже вспомнили, а если еще не вспомнили, то обязательно вспомнят своего последнего командира, застуканного «батей», разжалованного за кол­лективную пьянку с подчиненными и сосланного четвер­тым номером на необитаемый островок.

Спохватился: надо же срочно заменить Реву!

- Супрунов, быстренько ужинайте и заступайте в наряд, - распорядился. - Кстати, почему не предупредили, что ва­ша очередь?

- А ты спрашивал? - огрызнулся Супрунов. - Я посчи­тал: новый командир - новая очередь. Сам же Реву послал...

Крыть было нечем, примирительно сказал:

- Да, вышла промашка. Виноват, впредь обещаю, такого не повторится. Чего не знаю - буду спрашивать, советовать­ся. Ужинайте, Супрунов, и замените Реву...

- Один за стол я не сяду. Сядем все вместе, Рева - тоже, - возразил Супрунов. - У нас сегодня общий праздник. А для нас с Ревой он особенный - последнего, кстати, пятого по счету командира встречаем. Теперь уж точно последнего. Последний запоминается на всю жизнь, как и первый... - Вздохнул с артистической меланхолией: - Мы с Ревой дож­дались, что служба вот-вот станет - как сон, как утренний туман. Через месяц-два сбросим робы и - вольные птицы. Захотел - не то что какого-то сержанта, а полковника, гене­рала посылай к бениной маме. Душой мы уже там, на граж­данке, младший сержант, поздно нас перевоспитывать, под­гонять под чужой аршин. Да ладно... Хотя и испортил ты наш праздник, младший сержант, дай тебе Бог дослужиться до генерала, будем довольствоваться тем, что осталось. Шпаковский, зови Реву!

Задело за живое, что Шпаковский, не спросив разрешения, даже не взглянув в его, командира, сторону, послушно бросился выполнять приказание Супрунова. Решительна остановил:

- Отставить!

Шпаковский растерянно смотрел то на него, то на Супрунова, колеблясь, кого слушаться.

- Сержант, - после заминки с прежней спокойной, меланхолической иронией продолжал Супрунов. - У нормальных людей за праздничный стол принято садиться всей семьей. А мы выставляем за дверь, как собаку, старшего по возрасту. Нехорошо, некрасиво получается, товарищ младший сержант... - Пристально, презрительно-снисходительным взглядом посмотрел в упор, как бы говоря: да с кем ты вздумал тягаться, салага! - Боишься на минут двадцать остаться без охраны? Да кому мы нужны? Кроме девок, с которыми, кстати, воспитанные, культурные люди не обращаются по-хамски. От девок, сержант, не убережет ни Рева, ни ты, ни начальник заставы, ни «батя», ни сотня караульных с собаками... Опасаешься внезапной проверки? Не бойся и не волнуйся - ее сегодня уж точно не будет. Зна­ешь, что такое солдатская солидарность? Да с заставы не успеет выйти любая проверка, как мы в курсе дела и нагото­ве. Без солдатской солидарности, сержант, служба в ад мо­жет превратиться... - Супрунов уничтожал его своей прав­дой, полуправдой, неправдой, откровенной демагогией, а он, командир, не мог, не умел с такой же логикой, убедительностью противопоставить свою правду. Кроме как оборвать: «Отставить, прекратить разговорчики, выполняйте приказ», а проще - заткнуть рот. Но заткнуть рот - не значит дока­зать свою правоту, свою правду...