Валентин Блакит - Возвращение на Сааремаа

- Знаю, Супрунов, что такое солдатская солидарность... - заметил, когда тот выговорился, стараясь сохранять спокой­ный и вместе с тем официальный тон. - Настоящая солдат­ская солидарность. Учить меня не надо... Когда снимете по­гоны, Супрунов, ваша воля делать все, что заблагорассудит­ся, вы будете решать, кого слушаться, кого как выражаетесь посылать к бениной маме. А пока на вас погоны, пока нахо­дитесь на боевом дежурстве по охране государственной границы, будьте любезны безоговорочно выполнять требования воинских уставов, приказы и распоряжения командиров. Это не моя выдумка, не моя прихоть. Вы, как и я, приняли присягу и собственноручно подписались под ней. Там все сказано. Больше от вас ничего не требуется. Дослуживайте добросовестно и достойно. Не думаю, что желаете переслуживать месяца два-три, демобилизоваться в последнюю оче­редь.

Супрунов не стал ни возражать, ни продолжать свой мо­нолог. Подумал и сказал язвительно, с каким-то подтекстом:

- Что ж, живи своим умом, младший сержант. У меня и в самом деле нет никакого желания и дня переслуживать. Пусть будет по-вашему, товарищ младший сержант. Будем дослуживать только по уставам, только по приказам... - хит­ро улыбнулся сам себе. - А теперь пошли к столу, и мы, и Рева проголодались...

Молча, мрачные, безо всякого аппетита взялись за ла­комства. Он, Бакульчик откусил колбаски - и почувствовал, будто одолжил у собаки глаза. Положил остаток:

- Спасибо, я поужинал на заставе. Разве что чаю выпью за компанию...

Никто не уговаривал. Сделал было попытку Шпаковский, но Супрунов смерил его таким взглядом, что тот запнулся на полуслове.

- Подай товарищу младшему сержанту из ведра, - рас­порядился Супрунов. Чая нет.

Соболев, к которому он обратился, встал, кружкой за­черпнул в ведре и поставил ее перед ним, полную... молока! Поразился:

- Откуда?!

- Да-а, оттуда... - неопределенно ответил Соболев.

- Если не подходит, принесем и согреем воду... - язви­тельно, с каким-то подтекстом, заметил Супрунов.

- Почему не подходит...

Молоко было свежее, почти парное. С ностальгией вспомнил деревню, мать, глиняный кувшин... С величайшим удовольствием опорожнил поставленную Соболевым круж­ку вприкуску с хлебом, поблагодарил и, чтобы не тяготить своим присутствием, отошел к столику под лампой, стал всматриваться в сегодняшний график. Очередной «луч» че­рез одиннадцать минут, последний - в половине пятого. Значит, подъем в час дня. Успеть бы до темна свозить те дрова...

- Я готов, товарищ младший сержант, - встал из-за стола Супрунов.

- Заступайте...

- Не-ет, товарищ младший сержант! Мы договаривались только по уставу, а это не по уставу. Без приказа по всей форме исполнять не буду...

На какое-то мгновение он, Бакульчик, стушевался, но тут же взял себя в руки, даже обрадовался: ты же и сам не понимаешь, Супрунов, какую услугу оказываешь - сам требуешь то, на что я не мог решиться, полагая обойтись без таких формальностей. Получишь их, Супрунов, по полной про­грамме получишь! И ты, и остальные. Задумал довести до абсурда, выставить на посмешище? Посмотрим, Супрунов, кто посмеется последним! Сказал спокойно:

- Рядовой Супрунов, подготовиться к выступлению на охрану государственной границы... - И когда тот застегнул бушлат на все пуговицы, приставил приклад карабина к пра­вой ноге, подал команду «смирно», взял под козырек: - Вам приказано выступить на охрану государственной границы Союза Советских Социалистических Республик. Вид наряда - караул...

Сзади захихикали. Остановился, медленно повернулся, смерил строгим взглядом Шпаковского, Соболева, сидящих и еле сдерживающих ехидные усмешечки.

- Встать! Смирно! - тяжелым взглядом поднял, заставил опустить руки по швам. - Ефрейтор Шпаковский и рядовой Соболев, при отдаче приказа на охрану государственной границы присутствующие становятся по стойке «смирно», а не скалят зубы, развалившись. Вижу, есть необходимость в перерывах между «лучами» освежить в памяти требования устава. Этим и займемся. - Повернулся и закончил отдачу приказа Супрунову.

Доложив, как положено по уставу, о готовности выпол­нить приказ, Супрунов ушел, а Шпаковский и Соболев все еще стояли с руками по швам, растерянно моргая глазами.

- Вольно... - улыбнулся сам себе. - После отдания при­каза из стойки «смирно» выходят без приказа, товарищи еф­рейтор и рядовой. Ничего, позубрим еще разок - вспомни­те...

Соболев и Шпаковский переглянулись: всерьез это или шутка?

Возвратились после очередного «луча», когда Рева сидел за столом и с аппетитом уплетал за обе щеки оставшиеся лакомства. Было впечатление, что его не очень волнует про­исходящее. В отличие от него, Шпаковский и Соболев вы­глядели озабоченными пуще прежнего. Особенно Шпаков­ский: ходил, мялся, не решаясь что-то просить.

- Командир, что - так и всегда будет?

- Вы о чем?

- Ну, под козырек?

- Конечно! Мы же на охране границы, а не на шарашке. И почему для кого-то должно быть исключение? Вы же сами захотели...

- Да брось, командир. Супрунов брякнул под горячую руку...

- А я согласен с Супруновым. Мы - воинское подразде­ление, а не колхозная бригада.

- М-м-да-а... - недоверчиво посмотрел Шпаковский. - Может, и увольнительная в деревню понадобится? - улыб­нулся с ехидцей.

- Увольнительная или неувольнительная, - не принял его иронии, - а без разрешения и без дела болтаться по деревне не будем...

- Ну, а к девчатам, например? - продолжал с хитрецой, но уже без прежнего ехидства Шпаковский. - Это как: по делу или без дела?

- Никаких девчат! - уже сам улыбнулся с ехидцей. - Здесь не курорт, где за девчатами бегают. Баста! - И брякнул наобум: - А то двое для отвода глаз светят, а трое - по девкам шастают...

- Откуда вы знаете?! - застыл пораженный Шпаковский, выдавая: и такое, оказывается, бывало...

- Знаю... - посмотрел на него многозначительно, намереваясь еще что-нибудь выведать таким макаром. - И еще кое-что знаю... И об Аманде, и о Эли, и о Юте, например... - И глядя в округленные глаза Шпаковского, сказал: - Чья Аманда?

Тот заулыбался, но не ответил. Насторожились Соболев и Рева, тоже пораженные его осведомленностью.

- А Эли, Лайма чьи?

- Не знаю...

- А Юта? - Командирская Маруся! - заулыбался во все лицо Шпаковский.

Наступила очередь удивляться уже ему: значит, названная «батей» Юта и есть та симпатичная блондинка, которую ему намеревались удружить! Вот так: мог вляпаться в первый же день...

- Значит, решили передать по наследству?

- Согласись, командир, девка - во!

- Все, Шпаковский! С девками будем завязывать...

- Хм, попробуй завяжи, не сходив...

- На колено будем ломать, Шпаковский, и через колено...

Похохотали...

***

То далекое событие вызвало у Бакульчика легкую снисходительную улыбку, вдруг почувствовал в себе волнение, будто вновь очутился в той очень непростой ситуации и не­обходимо принимать самое правильное решение, выбирать самый разумный, самый оптимальный вариант. На миг даже забыл, что знает, как решилось, чем все окончилось, но всего лишь на миг, с сожалением думал, что у прошлого нет вариантов, все, что произошло, имеет только одно решение, при­знает только один вариант. Прошлое живет по своим законам... Но разум, душа протестуют, не желают подчиняться этим законам, принимать одновариантность, мириться с от­сутствием сослагательного наклонения. Потому и возникав у человека жалящее чувство стыда, угнетающее понимание вины - делал не так, выбрал не лучший вариант, принял скверное решение, и начинает мучить совесть, а душа - ис­кать утешения в покаянии. Если есть, конечно, та душа, если не живет она в одновариантном режиме.