Валентин Блакит - Возвращение на Сааремаа

Было настроение на обратном пути прокатиться с ветер­ком без особиста, но едва вырулил на гравийку, это желание почему-то исчезло. Даже его мотоцикл вызывал непонятное отвращение.

Возвратился еще засветло и сразу же доложил замполиту.

- Мотоцикл на ходу? - поинтересовался тот и, услышав утвердительное «да», предложил: - Заскочи ко мне на ми­нутку. Через полчаса буду ждать на повороте к заставе...

Удивило, почему на повороте, а не на заставе, но, видимо, у замполита были какие-то свои соображения.

Замполит ждал его у поворота, знаком показал молчать, предложил жестом отойти и, когда молча удалились на при­личное расстояние, спросил:

- Ну, что?

Выслушав о разговоре с особистом, повторил вчерашнее, только подробнее, с возможными нюансами, посоветовал:

- Еще раз посмотри внимательно уставы и заруби: чем большим долбаком предстанешь, тем быстрее этот клещ от­валится, и поменьше рассуждений, какую бы тему ни под­сунул. Уставные требования - и ни шагу в сторону...

Похвалил, что не повез без разрешения, и заключил:

- Ясно одно: намерился подцепить на мотоциклетный крючок. Так что будь осмотрительней. Коль уже так невтер­пеж, то отключи аккуратненько спидометр, но лучше не тро­гать и не кататься.

Какое тут катание! Назавтра вместе с Соболевым разобра­ли коробку передач. Шестеренка была цела, а от шлица даже остатков не обнаружили. С помощью напильника и рашпиля изготовили нехитрую детальку, собрали, затолкали мото­цикл в гараж. Даже не дотрагивался до него, пока не позво­нил хозяин. Узнав, что мотоцикл в исправности, попросил пригнать на заставу, пообещав подбросить на место на обратном пути. Позвонил, получил согласие замполита на выезд.

Все эти дни из души не вымывался какой-то мерзкий осадок, а теперь, когда, скорее всего, произойдет эта постыдная, оскорбительная вербовка в сексоты, появилось такое отвращение и к особисту, и к себе самому, что стал опасаться, как бы не сорваться да не наделать глупостей.

Особист ждал у крыльца заставы. Раз, второй завел двига­тель рычагом, остался доволен ремонтом, поблагодарил и предложил:

- Садись, подброшу, как и договаривались. Или сам хочешь за руль.

- Кобыла хозяина любит, товарищ старший лейтенант...

- Значит, отвел душу, погонял вволю...

- Не было времени. У нас все по минутам расписано...

- Рассказывай сказочки... - усмехнулся снисходительно.

У поворота к деревне попросил особиста остановиться и высадить:

- Доберусь пешком, здесь рядом, зачем машину бить по бездорожью, - сказал, понимая, что так просто не ощепится - не для того взялся подвозить, не для того на десять дней оставлял мотоцикл.

- Уж не-ет! - запротестовал особист. - Доставлю на ме­сто.

Как и следовало ожидать, он не спешил распрощаться у прожектора. Предложил пройтись на фланг. Ну вот и начи­нается, подумал с облегчением, наконец поставит точку в этой затянувшейся комедии. Вскинул за плечо карабин - и пошли по берегу. Молчали.

- Миша, - неожиданно по имени обратился особист, - Ты не против, если буду обращаться так, по-простому, без фор­мальностей, и ты ко мне тоже - Павел Петрович. Хочу, чтобы между нами сразу же сложились доверительные, друже­ские отношения. Ты, надеюсь, не возражаешь?

- Товарищ старший лейтенант, воинские уставы категорически запрещают панибратские отношения между коман­дирами и подчиненными, строго регламентируется форма обращения. Вы можете обращаться ко мне, как вам удобнее, а я не имею права нарушать устав.- Отвы-ык за службу... - снисходительно, с пониманием тронул за плечо особист. - Не все укладывается, не все под­дается регламентации уставами, Миша...

- Уставы - это конституция армейской жизни, товарищ старший лейтенант, - произнес заученно, высокопарно, как с трибуны. - Нарушение уставов строго карается по закону, товарищ старший лейтенант.

- Миша, не ерничай, ты же умный парень...

Отчужденно промолчал. Особисту едва удавалось скры­вать свою досаду. Вновь пошли молча. Пока был доволен: все идет, как и советовал замполит. Еще раз в душе поблаго­дарил этого умного и доброго человека.

- У меня несколько вопросов к тебе, сержант, - тронул за плечо особист, предлагая остановиться.

- Слушаю вас, товарищ старший лейтенант...

- В воинской «Присяге», надеюсь, помнишь, есть такое: «Обязуюсь строго хранить воинскую тайну».

- Так точно, товарищ старший лейтенант!

- Так вот: все то, что мы с тобой говорили и будем гово­рить, представляет строжайшую воинскую тайну. Знаешь, где я служу?

- Так точно! Вы показывали свое служебное удостовере­ние.

По лицу особиста прошла тень - видимо, пожалел, что раскрылся преждевременно.

- Знаешь, что такое контрразведка и чем она занимается?

- Приблизительно, товарищ старший лейтенант.

- Разведка и контрразведка - глаза и уши не только ко­мандования, но и партии, государства, - объяснил популяр­но, видимо, цитатой из какого-то своего учебника или кон­спекта. - Без разведки и контрразведки невозможно принять ни одного правильного решения, выявить скрытые, под­спудные процессы.

- Ясно, товарищ старший лейтенант.

- Коль ясно, то ты как коммунист обязан всемерно содей­ствовать эффективной работе контрразведки.

- А вы, товарищ старший лейтенант, располагаете факта­ми, что я противодействую контрразведке? - с деланным возмущением уставился ему в глаза.- А вот мы и посмотрим: будем располагать такими фактами или не будем... - многозначительно сказал особист. - От коммуниста требуется активная помощь контрразведке. Отказ от такой позиции и есть противодействие, понятно?

Это уже было похоже на шантаж, попытку загнать в угол, и он, Бакульчик, отчетливо понял, что так просто, как предполагал, отвертеться от этого цепкого клеща не удастся.

- Как, каким образом, и чем должна выражаться эта помощь? - подтолкнул особиста к главному, к чему был готов.

- Вот это конкретный разговор! - похвалил особист. - Ничего особенного от тебя не потребуется. На первый раз хочу послушать твое мнение о начальнике заставы, замполите...

- Пожалуйста, товарищ старший лейтенант! Своего мне­ния я скрывать ни от кого не намерен... - И стал не спеша, обстоятельно выдавать такие характеристики начальнику заставы и замполиту, которым, видимо, позавидовали бы Чапаев с Фурмановым.

Особист слушал его воодушевленные тирады невнима­тельно, со скептической улыбочкой, кривился, как от зубной боли, наконец, не выдержал, прервал на полуслове:

- Да не к награждению мы их собираемся представлять, Миша!

- А почему бы и нет? Они достойны самой высокой награды...

- Контрразведку интересует не это, Миша, - снисходительно, с еле скрываемым раздражением от его непонятли­вости объяснил особист. - Нет людей без изъянов. Даже на солнце имеются пятна. Вот эти пятна, изъяны в твоих ко­мандирах и интересуют контрразведку.