Збигнев Домино - Пора по домам, ребята

— Товарищ старший сержант, слезайте, а то сейчас будем взрывать. Жаль немного, ничего не скажешь, геройский был танк, верно?

Сапер стоял рядом с танком, держа в руке взрывчатку. «Да, геройский. Может, дошел сюда с батальоном капитана Иванова? А может, Ваня Воронин сражался здесь на нем?» Родак нежно похлопал по закопченной, опаленной броне танка, как ласково треплют бархатный загривок лошади, и спрыгнул на землю…

«Виллис» командира батальона медленно катил по ухабистой, разбитой гусеницами танков дороге. Ехали в Гурное. Там разместилась первая рота поручика Цебули. Майор Таманский сидел рядом с водителем, капралом Дуликом, поглядывал на поля и изредка делился своими наблюдениями с капитаном Заторой. Родак, Гожеля и Браун сопровождали комбата. Хотя после инцидента в Черном лесу в районе расположения батальона было спокойно, но поступали сигналы, что в окрестностях бродят мародеры и разные темные типы, а из лесов время от времени выходят немецкие солдаты — чаще всего эсэсовцы, — либо сами, либо их там вылавливают… Когда они ранним утром покидали Зеленое, солдаты из роты Талярского как раз отправлялись на поля. А здесь, хотя солнце стояло уже высоко и Гурное было видно невооруженным глазом, на полях ни живой души.

— А может, сегодня праздник какой, а? — удивлялся, а скорее, злился Таманский.

Затора усмехнулся:

— Что-то не припомню.

— Ты только погляди. Вон там! Плуг, брошенный посреди борозды. Даже до конца поля не допахал, выпряг лошадь — и домой. Остановись, Янек.

Таманский еще на ходу соскочил и энергично зашагал по вспаханному полю. Не один, а несколько плугов валялось в бороздах. На проселочной дороге стояла сеялка, лежали бороны.

— Вот лодыри. А как пашут? Это же лущение, а не вспашка под сев. Ну уж, я научу их пахать, землю уважать. Неужто у них нет мужика, разбирающегося в пахоте. Поговорю-ка я с этим Цебулей. Поехали, Янек!

«Виллис» мчался по ухабам к деревне, оставляя за собой облако пыли. С утра было сухо, день обещал быть жарким. Фольварк Гурное примыкал к большой деревне того же названия. Первые постройки. Костел с островерхой колокольней. Большое кирпичное здание. Наверное, школа. На спортивной площадке, разделившись на отделения, занимается взвод. С первого же взгляда видно, что разучивают упражнение «одиночный стрелок»: ложись, встать, бегом марш.

— Стой!

Заскрипели-тормоза. Их чуть было не выбросило из «виллиса». Таманский был уже на плацу.

— Взвод, смирно! Равнение направо!

На бегу поправляя мундир, спешил с докладом бравый старшина Вежбицкий.

— Товарищ майор, докладываю, третий взвод проводит занятие по строевой подготовке. Личный состав взвода…

— Спасибо, старшина. Дайте команду «вольно».

Таманский поздоровался с Вежбицким. Ему нравился этот энергичный, всегда подтянутый, награжденный двумя Крестами за храбрость старшина.

— Чем занимаешься, Вежбицкий? Вижу, в войну играете?

— Так точно, товарищ майор. Учу своих стариков отдавать честь, отрабатываю парадный шаг. — Сообразительный Вежбицкий сразу понял, что вызывало неудовольствие командира батальона.

— Довольно, старшина, — прервал Таманский. — Где твой командир?

— Разрешите доложить, наверное, в одном из взводов. Занимаются, как и мы, на разных плацах и лугах.

— Да? И часто вы так «козыряете»?

— Через день, по два часа.

— Так, понятно. Ну, а теперь, старшина, соберите солдат и поищите командира роты. Пусть явится ко мне.

— Слушаюсь, товарищ майор!

Таманский любил поговорить с солдатами. Они знали об этом и ждали подходящего случая. Пока Вежбицкий собирал взвод, Таманский успел перекинуться несколькими словами с Заторой.

— Слушай, Людвиг, а все ли в порядке с головой у этого Цебули, чтобы сейчас, когда каждый час решает судьбу урожая, заниматься строевой подготовкой? Солдата-фронтовика он гоняет на строевую подготовку тогда, когда у того в голове дом, семья. Если солдат понимает, что мы держим его здесь потому, что он должен дать стране хлеб, — тогда все в порядке. А этой капральской муштры, когда земля ждет, наверняка не понимает. Я этому Цебуле все выложу. Кем он был на гражданке?

— Служащим. На почте, кажется, работал. Думаю, товарищ майор, что поначалу надо бы с ним спокойно поговорить. Может, у него какие-то свои соображения…

— Что, уже начинаешь защищать его? Какие могут быть соображения, если земля не вспахана, а он мне тут цирк с солдатами устраивает.

— Товарищ майор, разрешите доложить, третий взвод построен.

— Дайте команду «вольно». Кругом, разойдись, можно курить.

— Слушаюсь.

Солдаты гурьбой окружили Таманского и Затору. Пачка папирос командира батальона переходила из рук в руки. Таманский относился к тем командирам, которые знали многих бойцов по имени и фамилии.

— Ну, как жизнь, Марковский? Что поделываешь, старый вояка?

— Понемножку, товарищ майор. Домой уж очень тянет.

— А меня, думаешь, не тянет? Четыре года своих не видел. Еще немного — и придет наш черед. Выдержим, Марковский, выдюжим!

— Должны, товарищ майор!

— С каждым днем приближается этот миг.

— Хуже было — и не жаловались.

— Ну уж, не стоит так, Собик, ведь тебя здесь даром кормят и обстирывают. И тебе еще плохо?

— А если серьезно, товарищ майор, самое время по домам…

— Зачем нас здесь держат?

— Ведь война-то окончилась, нас дома ждут.

— Если у кого есть этот дом. Я, к примеру, не знаю, где его искать.

— Что ты, Рутковский, беспокоишься о доме. Прямо в Гурном можешь себе подобрать, какой пожелаешь…

— А если немец вернется, тогда что?

Солдаты засыпали Таманского и Затору вопросами, делились своими сомнениями.

— Нас тут держат, это верно. Ну, а кто же еще нынешней весной посеет здесь хлеб, посадит картошку? Если не мы, то никто за нас этого не сделает. А разве можно землю так бросить, чтобы она заросла сорняком, чтобы не дала урожая? Стране нужен хлеб, и что скажут те, кто придет на эту землю? Взять хотя бы ваши семьи из центральной Польши. А может, кто-то из вас решит здесь остаться? — Капитан Затора продолжил услышанный раньше солдатский разговор. — А немцы сюда уже никогда не вернутся. Вам, думаю, не надо напоминать о большой политике. Еще во время войны великие державы решили в Ялте, что исконные польские земли будут возвращены Польше, а немцев отсюда переселят на запад. Впрочем, как вы убедились, во время последнего наступления большинство из них сами удрали на запад. А те, которые остались, будут эвакуированы.