Джейн Джонсон - Преданное прошлое

Несколько женщин вскрикнули от ужаса, только Дик Элуит хрипло рассмеялся:

— Нет, не как свиней, парень, потому что магометане свиней не выносят и не имеют с ними никакого дела — не разводят и не едят. А нам бы лучше оказаться свиньями, потому что тогда бы они нас не тронули.

— «Не ешьте свиньи, потому что копыта у нее раздвоены и на копытах разрез глубокий, но она не жует жвачки; нечиста она для вас», — процитировал проповедник из Библии. — Книга Левит, глава одиннадцатая. «Не оскверняйте душ ваших каким-либо животным пресмыкающимся и не делайте себя через них нечистыми».

Корабль накренился и лег на правый борт; все, кто был знаком с морским делом, издали дружный стон, по изменившейся качке поняв, что они вышли в открытое море.

— Все, теперь мы на дорогах морских, — печально сказал кто-то из пленников. — Повернули к югу и теперь не остановимся, пока не уткнемся в их берег. Нам предстоит долгий путь в Марокко.

— И сколько времени это займет? — спросил кто-то.

— Месяц, если ветер будет попутный и приличная погода.

— А если начнется шторм?

Дик Элуит рассмеялся, но в смехе не было и намека на веселье.

— Если корабль даст течь, мы все потонем, — сказал он и зазвенел цепями, словно подчеркивая свои слова. В ответ раздались новые вопли и причитания.

Проповедник Труран призвал всех к молчанию.

— Уймите свой страх. Не нужно, чтобы наши похитители поняли, что им удалось устрашить нас и подавить наш дух. Наша сила в нашей вере в Господа, и Он даст нам утешение и защитит нас от дьяволов, что нас захватили. Внимайте же словам псалма и препоясайте чресла свои мужеством!

Услышь, Господи, правду мою, внемли воплю моему, прими мольбу из уст моих нелживых. От Твоего лица суд мне да изыдет; да воззрят очи Твои на правоту. Ты испытал сердце мое, посетил меня ночью, искусил меня и ничего не нашел; от мыслей моих не отступают уста мои. В делах человеческих, по слову уст Твоих, я охранял себя от путей притеснителя…

Грубый и громкий смех прервал молитву, но Труран лишь возвысил голос и продолжал:

— Утверди шаги мои на путях Твоих, да не колеблются стопы мои. К Тебе взываю я, ибо Ты услышишь меня, Боже; приклони ухо Твое ко мне, услышь слова мои. Яви дивную милость Твою, Спаситель уповающих на Тебя, от противящихся деснице Твоей…

Снова раздался шум, прервав его речь, и на сей раз на него уже невозможно было не обратить внимания. В трюм внезапно ворвался поток света и шума, люк над головами узников распахнулся, и четверо пиратов с лампами и саблями наголо ринулись вниз, что-то крича на своем ужасном, гортанном наречии и отвешивая направо и налево удары кнутами с длинными узловатыми концами. Первый из них накинулся на Уолтера Трурана:

— Заткнись, неверный пес! — заорал он на грубом подобии английского, и ударил преподобного смолеными концами кнута по лицу.

Но проповедника было не сбить; он распрямил плечи и продолжал вещать:

— Храни меня, как зеницу ока; в тени крыл Твоих укрой меня от лица нечистых, нападающих на меня, — от врагов души моей, окружающих меня 22…

Но тут у самого его горла оказалось сверкающее лезвие. Сглотнув, он наконец умолк.

Один из пиратов достал ключ и отомкнул замок, запиравший поперечный железный прут, к которому был пристегнут преподобный Труран. Потом высвободил прут из гнезда и жестом приказал четверым мужчинам, что были к нему прикованы, встать. Другой пират отомкнул прут, к которому были пристегнуты Кэт и еще три женщины.

— Встать! Живее!

Они, пошатываясь, поднялись на ноги, — корабль качало, а в полумраке было трудно сохранять равновесие. Одна из женщин — Кэт видела ее во вторник на рынке, но имени не знала — пытаясь удержаться на ногах, ухватилась за ее рукав, чуть не оторвав его. Кэт покачнулась и почувствовала, как наступила на что-то мягкое и липкое. В нос ударила ужасная вонь, наполнившая уже и без того гнусную атмосферу трюма. Но все, о чем она могла сейчас думать — глупо и совершенно не к месту, — было то, что лучшие чулки теперь безвозвратно испорчены, и эти бестолковые мысли все еще продолжали занимать ее, уводя в какие-то идиотские дебри, когда Кэт наконец выбралась на палубу, где резкий и мощный порыв ледяного, пропитанного солью воздуха самым восхитительным образом прочистил ей мозги.

В средней части палубы в резном деревянном кресле сидел главарь пиратов, положив ноги на разукрашенный сундучок. Слева от него, скрестив ноги, сидел человек в белом одеянии и тюрбане. У него на коленях была дощечка из светлого гладкого дерева, в руках он держал принадлежности для письма. По другую сторону от предводителя на палубе стоял пузатый стеклянный кувшин, наполовину заполненный какой-то прозрачной жидкостью.

Сосуд сужался кверху изящным конусом, его основание и крышка были отделаны чеканным серебром. От него тянулась змеей длинная трубка, изукрашенная пурпурным шелком и бахромой; она отходила примерно от середины этого экзотического сосуда и оканчивалась искусно сделанным серебряным наконечником, который пират держал возле рта. Когда пленников подогнали поближе, корсар сунул наконечник в рот и сделал длинную затяжку, отчего жидкость в сосуде забурлила и пошла пузырями. Прикрыв от удовольствия глаза, он глубоко затянулся, а потом выпустил огромный душистый клуб дыма. Вот он, решила Кэт, сам дьявол: сидит в завитках дыма, лицо у него жестокое, а кожа такая странная, темная, а сам он такой важный в своем кресле, словно на троне в аду, тешится властью над грешниками.

Главарь махнул рукой, и подручные, которые вытащили их из трюма, приблизились к нему, подгоняя перед собой пленников. Один из них больно ткнул Кэт в спину, но когда она обернулась, чтобы возмутиться, то увидела, что у этого пирата голубые глаза, волосы цвета моркови, а кожа если и темнее нормальной, то только потому, что покрыта огромным количеством веснушек. Он был совершенно не похож на других, явных иноземцев, необычных на вид, что составляли большинство команды корабля. Видя ее удивление, мужчина ухмыльнулся, а потом подмигнул, лениво и оскорбительно.

— Не ожидала встретить англичанина среди этого сброда, а, птичка?

Кэт на мгновение замерла с открытым ртом.

— И не просто англичанина, но, судя по твоему акценту, парня из Западных графств, — наконец в ужасе пробормотала она. — Ради Бога, может быть, ты вступишься за нас, спасешь от этих ужасных дикарей?

В ответ он лишь рассмеялся и сплюнул.

— Я верю в вашего Бога не больше, чем наш великолепный раис 23, что сидит перед тобой; два года назад я стал магометанином. И пропало втуне данное мне при рождении имя Уилл Мартин; теперь меня зовут Ашаб Ибрахим, то есть Рыжий Авраам — что мне гораздо больше нравится. В Плимуте я был беден, и все меня презирали, мыкался в учениках у бондаря, пока нищета не вынудила меня податься в то, что еще осталось от военно-морского флота его величества, чтоб ему гореть в аду. Но тут явились мои спасители, потопили наш славный корабль и взяли меня и моих товарищей в плен. Вот я и стал вероотступником и теперь хожу в море с этими отличными ребятами-пиратами. И теперь у меня есть собственный дом в Сале, две жены получше всех баб в Девонпорте, взятых вместе, и больше золота, чем я бы здесь заработал за три жизни. Аллах акбар! Велик Аллах! И знаешь, как я заполучил такое богатство?