Джейн Джонсон - Преданное прошлое

Те, каво тожи взяли в плен, зовут этих пиратов, которые нас захватили, Разбойниками из Сале и говорят, что ани из Мароко, это на Берберском берегу Африки, но когда старая цыганка нагадала мне судьбу, ана сказала, что у миня будет очинь длинное путешествие и что в конце пути я найду единение Неба и Земли. Тагда я ни думала ни о чем таком страшном, как это. Как ужасно, что я молила Бога о такой судьбе. Если Он видит миня сейчас, Он, конечно, смиется над маей суетностью…

Мне было трудно заснуть после того, как я прочла эти последние записи в книжке Кэтрин. Я ведь только-только начала осваиваться с ее описаниями повседневной жизни в Кенджи-Мэноре, мелких склок и ссор, неизбежных в подобном маленьком, замкнутом мирке, более или менее привыкла к ее малограмотному написанию, не обращая внимания на слова, значения которых не понимала, и вот тут она поразила меня совершенно.

Мне страшно нравились едкие комментарии девушки по поводу ее товарок, ярость и отчаяние в связи с тем, что ее заставляли выйти за кузена, который показался мне вполне приличным человеком; я даже с некоторым нетерпением ждала дальнейших откровений: свадьба семнадцатого века обещала мне множество интересных подробностей — бытовых, описания одежд, оформления и украшения стола и, конечно же, реакции Кэт на то, что она стала замужней женщиной. Я вдруг обнаружила, что меня просто очаровала эта давно умершая девушка, я чувствовала себя в некоторой мере причастной к той давно забытой жизни, к ее надеждам и страхам. И конечно же, мне очень хотелось побольше узнать об этой напрестольной пелене, которую она начала вышивать, выяснить, появилась ли вновь в жизни Кэтрин графиня Солсбери; я надеялась узнать о том, как эта придворная дама и хозяйка Кэт были поражены смелостью ее проекта и искусством, когда она наконец представила им свое Древо познания Добра и Зла. И еще я — время признаться в этом откровенно — очень рассчитывала проследить судьбу этого дивного артефакта и посвятить ему статью в хорошем журнале, должным образом иллюстрированную и написанную самым изящным и элегантным образом, на какой я только способна. У меня даже — прости, Господи! — появилась мысль попросить Анну познакомить меня с парочкой нужных людей, чтобы опубликовать эту статью…

Рассказ о пиратском налете совершенно меня поразил. Я прожила в Корнуолле первые восемнадцать лет своей жизни, и никто за все это время ни разу не упомянул при мне таких слов, как «Берберия» и «пираты» в одной фразе. Я не знала, что и думать: то ли вся история нашего региона, которую мне когда-либо преподавали, основана на неточных сведениях, то ли Кэт — фантазерка, придумавшая, как скрасить свою скуку и недовольство дикими выдумками.

Если верно первое, необходимо было разыскать все, что можно. И я решила, что сразу после того, как съезжу с Элисон и Майклом в этот коттедж в Маусхоуле, придумаю какой-нибудь предлог смотаться в Пензанс, в тамошнюю библиотеку, пошарю в Интернете и посмотрю всю краеведческую литературу — все, что удастся найти о Корнуолле начала 1620-х годов.

Правда, некий червь сомнения продолжал в глубине сознания точить меня: насколько это вообще возможно, чтобы Кэт, похищенная работорговцами, сумела прихватить с собой книжку по вышивке и принадлежности для письма и продолжать записи в чудовищных условиях в трюме корабля? И если она и впрямь как-то умудрилась это сделать, каким образом «Гордость рукодельницы» вновь оказалась в нашей стране, а точнее, в доме Элисон, так близко от того места, откуда Кэт насильно увезли? Однако если Кэтрин Триджинна, движимая вставшими на ее пути трудностями, действительно решила найти убежище в собственных фантазиях, то, несомненно, она создала текст, который делает ее первым в истории английской литературы автором художественного произведения, опередившим Даниэля Дефо почти на столетие. Любое из этих толкований превращало маленькую книжку в весьма ценный объект, что еще больше укрепило меня в решении не возвращать подарок Майклу.

Мы припарковали машину на окраине деревни и пошли пешком по извивающейся главной улице. И все разом ахнули от удовольствия, когда после очередного поворота перед нами вдруг открылась широкая, залитая солнцем гавань.

— Как здорово! — У Майкла даже засверкали глаза, когда он рассмотрел небольшое сборище маленьких, ярко окрашенных суденышек, болтающихся на мелких волнах под защитой охватывающих залив мысов, и кучу беспорядочно разбросанных коттеджей, усыпавших крутые склоны холмов над бухтой.

Если убрать автомобили и яхты, уличные фонари и туристов, пейзаж может вполне оказаться тем же, каким был пару сотен лет назад, тоскливо подумала я. В мире осталось немного мест, подобных этому, да и те по большей части утратили свою душу, свою суть. А вот Маусхоул сохранил нечто вроде редко встречающейся деревенской веселости, праздничности, дух такой деревни, где местное население благополучно проживает всю свою жизнь, наблюдая за туристами, что приезжают и уезжают, словно приливы и отливы. Напротив лавки бакалейщика стоял черный щит, укрепленный на двух столбах и обращенный к гавани, а на нем кто-то написал мелом большими неровными буквами: «Поздравляем Алана с днем рождения! Ему сегодня исполнилось 73!» Несколько пожилых женщин, которые явно пользовались услугами одного и того же парикмахера, предпочитавшего один-единственный стиль прически — перманент в форме седого шлема, — собрались на автобусной остановке и с жизнерадостным видом обменивались местными сплетнями. Когда мы проходили мимо, до ушей донеслось: «…И мы встали утром и отправились на лодке в море, так и не заметив, что она уже умерла», что по какой-то причине заставило всех слушательниц хихикать, словно подобная оплошность в тутошних местах была обычным делом.

— Нам туда, выше, — сказал Майкл, сверившись со сделанным от руки планом местности. Даже с того места, где я стояла, было видно, что план рисовала Анна. Она самый подходящий человек, чтоб чертить планы и карты — аккуратные, точные, тщательные и подробные. Если бы она, к примеру, чертила карты океанов во времена Магеллана, на них не было бы никаких жутких чудовищ, выплывающих из глубин, никаких «здеся водятся драконы», никаких сирен и русалок и всяких там никому не нужных узоров и завитушек, одна лишь простая надпись «открытые воды».

Видимо, именно это отсутствие воображения у жены и дало Майклу возможность продолжать незаконную связь со мной.

Улица, которую он нам указал, была слишком узка для любого транспорта. Вместо этого жители украсили ее огромными ящиками и кадками с цветами и странными, словно доисторическими растениями вроде гигантских, толстых дальбергий, а перед одним особенно эксцентрично смотревшимся домиком стояла половина шлюпки, сплошь заставленная глиняными горшками с геранью. Коттедж Анны оказался беленным известью, с выцветшими синими ставнями. Окна были загажены пометом чаек, крыша поросла мокрицей, но домик все равно выглядел очень изящно.