Игорь Савельев - Ложь Гамлета

Родион начал плохо. Не с «ну, это…», но почти. В частности, он сразу попытался рассказать о том, что с ребятами из фан-группы «Пусть ветер унесет твои слова» они собрались офлайн, чтобы сварганить синтетику так, как это подробно проделывали в режиссерской версии фильма.

— Стоп-стоп-стоп. Давай сначала про фильм.

— Что про фильм?

— Ну, ты же его посмотрел, увлекся, не знаю, влюбился в героев, и только потом…

То есть вышел такой вопрос-исповедь. Смешно. Но у парня совсем ничего не получилось, Олег даже пожалел, что влез. Да спросил бы в конце. Они минут пятнадцать через пень-колоду пробирались только через разбор сюжета на уровне третьеклассника — «ну, он подошел к ней, а она». То, что про эмоции, давалось Родиону так себе. Непонятно, удастся ли что-нибудь склеить из этого хотя бы на пару минут.

— Ну хорошо. Ладно. Давай обратно про синтетику. Как вы ее варили?

— Не помню…

— Да японский бог!.. Так. Валера. Перекур. Ты — иди сюда.

Олег шумно притащил из комнаты ноут, размахивая проводами-ливером так, как будто хочет сжавшегося Родиона прибить, посадил его за стол, не сразу, но нашел эту сцену в фильме, а сам тем временем сделал себе крепчайший кофе. В обед он собирался поехать на студию, но, похоже, соплежуйство затягивалось.

Дубль два начался бодрее. Вернувшийся из подъезда и куривший там какую-то страшную дрянь, Валера одним только запахом создал плодотворную атмосферу притона в тесной кухне.

— …Ну потом однажды к нам пришел сам режиссер, такая была типа…

— Творческая встреча, — терпеливо подсказывал Олег. — Режиссер — Коноевский, Аркадий Леонидович. Давай с начала и не волнуйся. Где была встреча? Вообще, называй все места и имена сразу сам, хорошо? Чтобы больше конкретики.

— Это был этот, как сказать, подростковый клуб, на Авиамоторной.

— Не «Аврора», случайно?..

Вообще, это было забавно — Олегу иногда самому смешно становилось от того, как быстро он освоил «азы режиссуры» (и героем его документального фильма, кстати, впервые стал, можно сказать, коллега). Кто бы рассказал. Еще пару лет назад. При этом — то ли из-за обилия творцов да соавторов каждого телепродукта, то ли из-за известной пластичности в эфире того, что получалось, — Олег совершенно не осознавал себя режиссером. Иногда он наблюдал за тем, как выстраивает какую-то реальность, будто со стороны. Как будто тот, другой, обладал неким знанием. Однажды Олег совершенно случайно наткнулся на хипстерском сайте на километровое интервью известной женщины-режиссера, педагога, и там была фраза в духе: «Я преподавала в Китае и так попыталась объяснить китайским студентам, в чем разница между телерепортажем и документальным фильмом». Олег сразу включился: а кстати, действительно, в чем?.. — и почувствовал себя, как китайский студент, которому Учитель сейчас поведает истину… Самое смешное, что истина так сразу и вылетела у него из башки. Он бы сейчас и не вспомнил, в чем там было дело. Кажется, сославшись на то, что в Китае так же хорошо знают «Преступление и наказание», как у нас, гуру режиссуры рассказала, что вот и телевизионщик, и документалист снимут, как студент покупает в хозмаге топор, но дальше кто-то из них пойдет за ним (причем, видимо, телевизионщик), а кто-то… Или оба пойдут, но…

— Прости, что?

— Он предложил поехать к нему домой.

— Кто?

— Аркадий Леонидович.

— Вам всем?

— Нет. В баре Аркадий Леонидович предложил мне, ну, продолжить у него дома.

Олег оторопело оглянулся на оператора. Валера, оторвавшись от камеры, смотрел на него: мол, че творишь-то?..

— Извини. Что-то я… Да. Давай, пожалуйста, заново: вот вы сидите в баре… В каком баре? Вспомни, пожалуйста.

Речь Олега сделалась вкрадчиво-вежливой, но дело все в том, что такой внеплановый поворот темы его действительно зацепил. И ведь Родион-то как-то весь подобрался. Если и играл, то уже хорошо. Напряженный взгляд в одну точку, куда-то пониже объектива, морщина через лоб, страдальческой скобкой — рот.

Если он сейчас справится, не раскиснет в беках-меках (хотя и они в умеренных дозах достоверны, хороши), то это будет удача. В карьере Олега был похожий случай спонтанного высказывания в масть, отхода от сценария, на эту же, кстати, липкую тему, да даже ведь и мальчик был похож. Они валили тогда одного влиятельного дядьку. Ну, в прошлом влиятельного. Он впал в немилость, хотя сам еще, кажется, только начал подозревать об этом. Хотя — черт его знает, как у них там с чутьем и информацией, у этих обитателей высших кабинетов.

Паренек тогда — ну, паренек, конечно, был побойчее Родиона, что уж и говорить, — рассказал, что после всего чиновник любил говорить ему: «Спасибо за вашу активную позицию». Типа юмор такой. Олег тогда прохлопал ушами эту деталь, спасибо — не грохнул при монтаже. А цимес заключался в том, что этой шуткой-фразочкой клиент любил козырять, с издевкой, и на встречах с лидерами оппозиции. Собирал всех на Старой площади, слушал-слушал со снисходительной такой улыбкой (Олег прямо видел это лицо), а потом заключал: «Спасибо за вашу активную позицию!». Идите, мол, дальше лесом. Точнее, цимес был даже в другом: тогда об этом никто не знал. Ну, кроме участников тех совещаний, но и они не придавали значения юморку. А тут — прошел эфир на «Файле». И об этой детали рассказал кто-то из самых козырных лидеров оппозиции, комментируя в прессе фильм-разоблачение. И прозвучало как: «Всё правда». Стало печатью подлинности, внезапным подарком. От тех, кто презрительно плевался в «Файл» как в насквозь провластный канал… Тот фильм имел успех, да.

— Опиши, пожалуйста, как выглядела спальня.

Родион опять споткнулся, шаря глазами и опять ничего не понимая, — как-то он прямо-таки проживал всё заново; МХАТ!

— Там не было спальни…

— А что было? Квартира-студия?

— Вроде, да…

— Вот вы зашли. Что ты видишь?

— Я не помню… Там, в углу, что-то синее светилось, типа аквариума…

Ладно. Олег коротко кивнул. Он уже просчитывал, где, у кого, в каком «Пока все дома» может найти съемку квартиры Коноевского.

Где-то на середине увлекательной истории — парень начал переигрывать. Немножко путаться в словах. На лбу его выступили капли. Вообще-то, все это визуально было хорошо, хотя Олег и начал подозревать неладное, когда клиент зевнул — раз, другой. В итоге, к тому моменту, когда глаза у парня затрепетали, посверкивая белками, и тело начало обмякать, Олег уже примерно подозревал, что к чему. И даже, где-то в глубине души, возможно, загадывал — чтó парень успеет рассказать, а что не успеет. Но сам приступ, как это всегда бывает, стал неожиданностью.

— Тащи ложку! — заорал Олег Валере, не оборачиваясь и помогая полубессознательному Родиону пересесть на пол, опереться. Затем — мерил ложкой безвольный рот.