Коллектив авторов - Посиделки на Дмитровке. Выпуск 7

У меня выбило почву из-под ног. Сами понимаете: молодая вдова, малый ребёнок, временное казённое жильё… Конечно же, людей, которые мне помогали, было больше. Но… С кем только не сталкивает жизнь. Не хочу никого обижать, но мои звери гораздо лучше иных двуногих. Собаки чисты и бескорыстны. Они ничего не делают ради собственной выгоды. Они смелы и при случае защитят меня даже ценой своей жизни. Я в этом уверена. Они никогда не предадут. А собачья верность! Недаром о ней написано книг больше, чем о верности человеческой. И, наконец, они любят меня, как никто другой…

— А мы-то с вами хороши, — всполошилась я, дослушав последний на сегодня Любин монолог. — Ночь на дворе, а наши хвостатые ещё не выгулены.

Приём в японском посольстве

Как нужно выглядеть на четырёхчасовом приёме?, мне объяснила жена дипломата, модельер Лена Еленикова:

— Приедешь на такси. Туфли замшевые. В юбке. Украшения авторские. Шуба. Сбросишь на диван. И маленькая сумка. Через плечо. Запомни: ты столичная журналистка. За тобой наблюдают.

Первый, кто ко мне подошёл, был высокий, элегантный, прекрасно говоривший по-русски японец.

— Почему Вы не взяли книги? Ваши сограждане берут сразу несколько штук.

Не успела ответить, потому что некто весело произнёс:

— Она привыкла, что ей дарят.

Я обернулась. «Ты сразу его узнаешь», — сказал главный художник журнала Николай Михайлов.

— Вы — Виктор Тутов?

— Он самый.

Виктор Тутов.

Это к его фото «икебаны» я написала текст.

Он выглядел пижоном: замшевый пиджак, мохеровый шарф, кофр и широкая улыбка.

После приёма, как только мы очутились на улице, Тутов запихнул шарф в кофр и расстегнул пиджак.

— Вы простудитесь!

— Ещё чего! Я — закалённый. Меня в концлагере всегда «вторым» ставили.

— Почему «вторым»? — шёпотом спросила я.

— Так «третьего» расстреливали. Ладно, ты ещё молодая. Войну не помнишь. А я — за них, за всех! — живу. Фотографом стал. Ладно! Куда теперь?

— К моей знакомой. Сумочку взяла напрокат. Нужно вернуть.

Тутов вздохнул.

— Мне идти?

— Конечно. Дом чешско-словацкий. Напротив Дома кино. Нас внизу встретит хозяйка. Светская дама, но очень добрая и милая.

Тутов достал шарф, застегнул пиджак.

— Цветы покупаем?

— Нет. Она сотрудничает в «Сельской молодёжи». Муж ревнив. Посему — без цветов.

Сновидение

Мы и виделись-то с ним минуты три, не больше. Возле служебного входа театра на Таганке.

— Простите, вы не Вилькин?

Он смутился.

— Нет.

— А кто вы, уж больно лицо знакомое?

— Я — Высоцкий.

— Не может быть! Мы с подругой — вас обожаем. По богатству тем и лексики Вас можно сравнить только с Пушкиным! Но, извините, мне нужно поблагодарить Вилькина!

Вот и всё наше общение.

Почему он приснился мне?

Летом, после публикации об Окуджаве мне предложили написать о Высоцком.

Но я же не видела всех его спектаклей. Про Булата Окуджаву у меня — дипломная работа.

И я отказалась.

И мне приснился СОН.

Он был смеющийся, молодой и счастливый.

— Напишите обо мне!

— Про Вас столько людей будут писать.

— Но Вы сделаете это с трепетом и почтением.

И, уходя, обернулся и повторил: «С трепетом и почтением».

Интересно, как бы сложилась моя жизнь, если бы я не отказалась?

Меня ждали в Киеве. Съёмочная группа. Летом 1981 года.

А стоит ли быть богатым?

Кто знает, не задай я этого, в сущности скучного, банального вопроса, мы бы с ним познакомились?

Обычная столичная необязательная компания на кухне, где все что-то пьют, едят, курят, смеются, разговаривают, потому что приехали гости из Санкт-Петербурга, и вас пригласили, чтобы вы их — ну, немного, поразвлекали новостями светской, богемной, киношно-журнальной жизни. Разговор коснулся тех, кто уехал, и тут он — молодой, элегантный, с лёгким прибалтийским акцентом, ответил мне на заданный — в никуда — вопрос:

— Мой друг и здесь жил нормально, и там тоже — живёт нормально.

— Зачем же уехал?

— Он мне недавно позвонил и сказал, что очень скучает. Там э т о невозможно. Все заняты бизнесом, общаются только с теми, кто «нужен». Скучно. А в Москве — позвони, пригласи — и все тебе рады, и ты всем — тоже.

— А кто ваш друг? Какая у него профессия?

— Он, как и я, банкир.

Наступила неожиданная пауза, даже молодожены, казалось, занятые только друг другом, повернулись в его сторону.

— То есть, как… банкир? Самый настоящий?

Он смущенно улыбнулся.

— Не похож?

— Абсолютно! — убеждённо произнесла я. — Скорее тележурналист, молодой учёный, типа астрофизика, но… никогда бы не подумала, что Вы — банкир. А Вы нас не разыгрываете?

— Нет, — спокойно ответил он.

Тут моё журналистское любопытство оказалось сильнее правил приличия, и я решилась:

— А какое у вас образование?

— Никакого. Мне ведь ещё только девятнадцать.

И так победно, так счастливо засмеялся, как будто ощущал за плечами крылья .

— Когда мне исполнилось четырнадцать, к нам пришёл в гости друг моих родителей, который спросил меня, кем я хочу быть. Я ответил, что мне хочется иметь много денег и… быть немного волшебником, исполнять желания других. Тогда он посоветовал мне стать банкиром. И предложил вместе с ним решать разные задачи. Так как он сам окончил Оксфорд, то я согласился. Через четыре года он разрешил мне предложить свои услуги какому-нибудь банку. Я пришёл, мне говорят: «Могли бы вы увеличить наш оборот в три раза?» Я ответил: «В три мне неинтересно, а вот в сто — пожалуйста!»

— И как ваши дела теперь?

Он скромно помолчал и потом добавил с неподражаемым прибалтийским юмором:

— Нормально, три раза стреляли.

— А как называется ваш банк? У него есть отделения в Москве?

— Да, и в Нью-Йорке, и в Санкт-Петербурге, и в Прибалтике. Лет через пять, когда у меня будет собственный банк, я смогу предложить вам ту сумму, которая необходима для всех ваших замыслов.

— Для календарей, каталогов, детских книг, серии подарочных открыток, кафе поэтов?

— Вот именно.

— А раньше никак нельзя?

— Можно, но это несерьёзно.

— И как же я вас найду?

— Это я ВАС найду, — вежливо поклонился он. — Потому что ДЕЛО НАЧИНАЕТСЯ С ДЕЛОВОЙ ЭТИКИ. Настоящий банкир всегда немножко мечтатель, аристократ и меценат, а не только «мешок с деньгами». Вот почему ему обязательно необходимо что-то делать просто так. Для души.

И я поверила ему. Как верят другу, учителю, врачу, ведь если ты им не веришь, зачем они тогда тебе в твоей жизни?

— А как вас зовут? — спросила я, прощаясь.

— Иван, — ответил он. — По-моему, очень хорошее имя, не правда ли?!

Девятнадцать лет! Прекрасный возраст! Мне почему-то вспомнился один блистательный директор детской картинной галереи, который грустно заметил: «А что, разве быть взрослым — это привилегия?»