Марк Вевиоровский - Сборник рассказов

Уже в те времена были специальные кассеты, позволяющие демонстрировать пленку в петлевом варианте — непрерывный показ с повтором, но теперь я склоняюсь к тому, что та автономная кинопроекционная установка использовала 16-мм кинопленку.

Это у нас кинотеатры работали на 35-мм кинопленке, а в США рядовые кинотеатры использовали 16-мм пленку. Не исключено, что «кубик» в моей памяти был импортный…

Рис. 13. 8 «Б» класс 657 школы.

Наш класс после выпуска не собирался, и я вспоминал своих одноклассников по их адресам.

На рисунке 13 наш класс 8-й «Б», и я тут самый правый у окна…

Я не всех уже помню на этой фотографии…

Там жил один мой одноклассник, тут — другой, там — третий…

Тут жил в интересном доме наш близкий друг, а тут мой сосед по парте в старших классах…

Столько памятных мест на моей малой родине!

Я старательно не навестил эти места — мне уже хватило небольшой проездки по переулкам…

Не возвращайтесь в старые места!

Кто только не перепел это!

Но можно заметить, что кое-кто, уважая слушателя, исполняет этот шлягер только дома, в узком кругу, под хорошим градусом…

Только бы не задохнуться — дышу быстро-быстро, как собачка… Что? Где? Как?

Да знаю я, и что и даже где, и даже как…

Только не легче от этого.

Сердце.

Ну, по очереди — раз, два, три…

Полегче.

И еще чтобы снять мышечный спазм от испуга — давно бы уже привык, чего пугаться…

Звездной поступью царицы…

Сейчас станет полегче.

Три часа ночи — почти стандартное время для такого массированного приступа.

Но на улице еще не светает — казалось бы, рановато для такого приступа.

Сижу, сохну.

Мокрый насквозь. Только лоб обтер — голове холодно.

Раньше сидел и ждал до полного высыхания, а теперь перестал — чуть подсохну и укрываюсь: согреваться не надо.

А то сидишь, сидишь и очухаешься, озябнув — укрылся, начал согреваться и опять жарко, страшно, дышать нечем…

И все по новой…

И чего это ко мне Лепс привязался? Орет сильно…

Тихой болью отзывается во мне…

Это моя жизнь во мне отзывается.

Не тихой болью, хотя боли тоже хватает.

Одышкой, ужасающим удушьем, ужасом…

Ужасом чего? Страшнее ведь не будет.

Постепенно отпускает, но не до конца — до конца теперь не отпускает вообще.

Много хочешь — еще чтобы тебя отпускало совсем, чтобы мог спокойно дышать и двигаться. Уже не выйдет — все, поезд ушел.

Остается лежать, стараясь найти удобное положение и прикрываться не сильно, чтобы снова не вспыхнул приступ…

Не забудутся никем

Праздник губ, обиды глаз…

Память — жестокая штука.

Я совершенно не помню того стремительного броска в Ленинград.

Поезд? Самолет? Вокзал?

Помню двор-колодец, дом времен Достоевского, узкую крутую лестницу, крохотную комнатку и узкую старушечью кровать, металлическую и неровную…

Что это было?

Тихой болью отзывается во мне…

А вспоминается почему-то ранний завтрак в кафе на Невском и неожиданная встреча там со знакомыми сотрудниками из нашего техотдела.

Они сидели через несколько столиков от нас — он и она, смущены…

Издали приветствуем друг друга руками…

Здороваться не стали, тем более с моей спутницей они знакомы не были…

А ее срочно вызвали в Москву…

Несколько дней в Ленинграде совершенно стерлись из памяти, хотя мы где-то бывали, куда-то ездили…

Первый раз в Ленинграде, и такой город!

Эту линию колен

Целовать в последний раз…

Признаться, и этого не было.

А что было? И когда?

Было это в далекой древности и теперь это меня не волнует — возможно, к сожалению.

Тем, кто за словами не чувствует мелодию так как это чувствую я, читать это трудно.

Зато я не просто читаю, а слышу за словами мелодию…

Лежать в ее коленях головой…

Это не оттуда? Да. Но все равно это Жека, Жека Григорьев…

После? Встретились пару раз.

Она вышла замуж, с мужем уехала. Затем её не стало…

Волнует? Конечно…

Меня волнует как сесть на постели, встать на ноги, одеться.

И при этом не задохнуться, не свалиться обратно в постель, добрести до туалета…

И крики молодой луны меня беспокоят редко, под настроение, хотя во время приступа могут и помочь быстрее отдышаться…

Интересно, как это умирают от остановки сердца?

Если сердце перестанет качать кровь в мозг, то мозг должен бы взбунтоваться и начать бороться за выживание, а как?

Говорят, хороша смерть во сне — заснул и не проснулся.

Хорошо бы — и мне и окружающим забот меньше.

А то беспомощность, лишние хлопоты, излишние страдания всем окружающим и мне тоже…

А так — уснул и не проснулся. И все дела.

Болью отзываются во мне

Этой молодой луны крики…

Кто-то недавно сказал, что по существу есть только ЛЮБОВЬ и СМЕРТЬ.

А ЖИЗНЬ — это только слово.

Только…

Конечно, это был «Колизей»!

Первый раз кинофильм я увидел еще в школе — у нас в спортивном зале школы была стационарная киноустановка, и я очень долгие годы помнил тот первый в моей жизни кинофильм.

А «Колизей» оставался единственным «придворным» кинотеатром долгие годы — во-первых, рядом с домом на Чистых прудах, а во-вторых, тогда в доступной для меня близости это был единственный большой кинотеатр.

Красивое здание классического облика рядом с Чистыми прудами, колоннада полукругом, слева вниз кассы, справа вход, просторное фойе и буфет в правом проходе (с наклоном вниз, как пол в зале).

И тир наверху, с окнами над колоннадой.

Я где-то недавно встретил воспоминания кого-то из обитателей Чистых прудов, который написал, что тир был в подвале. Ничего подобного, в наше время тир был наверху, и мы иногда покупали пульки для пневматики в спортивном магазине на Кирова и пытались обмануть кассира.

Покупали у него десять пулек, а потом доставали изо-рта свои и стреляли.

Но нас быстро ловили на этом, и повторять этот прием долгое время было нельзя — нас запоминали.

Выход из зрительного зала был в левую сторону через проход вдоль зала и на проход к улице — между зданием кинотеатра и двухэтажным домиком, где жил мой одноклассник.

А фильмы!

Мы смотрели все подряд — немецкие «трофейные» фильмы с титрами, и наши военные со знаменитым шофером Минутка и с монументальным солдатом в исполнении Бориса Андреева в первом цветном фильме «Падение Берлина», где Сталин в белом кителе спускался с трапа самолета к толпам приветствующих его узников концлагерей…

Тут мы смотрели «Тарзана» — того, старого с Вайсмюллером, любовались Марикой Рекк в «Девушке моей мечты» и многие другие фильмы, которые мы почему-то считали трофейными из фильмотеки Геринга.