Дэвид Юн - Весь мир Фрэнка Ли

– Глубокий вдох через нос и – ш-ш-ш – медленный выдох через рот, – говорю я.

Неожиданно у меня появляется непреодолимое желание показать Джо эту прекрасную вывеску, поэтому я делаю фото, чтобы потом ей отправить.

Мы входим в ресторан, и нас приветствуют оглушающим Eoseo osipsio, что значит «Добро пожаловать». Мы выбираем обалденный столик у огромного, от пола до потолка, окна с видом на док, в котором нежатся на солнцепеке тюлени, на гавань с сияющими кораблями и на открытый океан.

– Как твой папа? – спрашивает мама Брит.

– Работает в Магазине как ни в чем не бывало, – улыбаюсь я. – Видимо, он быстро восстанавливается.

– Отношение твоих родителей к труду достойно уважения, – говорит папа Брит.

Я пожимаю плечами. Я не вижу ничего исключительного в том, как мои родители относятся к своей работе. Вполне возможно, что за это меня можно назвать зажравшимся представителем второго поколения иммигрантов, который даже и не подозревает, как ему повезло в этой жизни. Но разве не этого мама с папой для меня хотели?

– Странно, – говорю я, ни к кому не обращаясь, – но папа выглядит более счастливым, после того как в него стреляли.

Мама Брит одобрительно кивает:

– Странно, но вполне логично. Когда твой мир переворачивается с ног на голову, ты начинаешь больше ценить то, что имеешь. Может быть, ранение помогло твоему отцу взглянуть на свою жизнь со стороны.

Мне кажется, что хобби мамы Брит – психология. Они с мужем достаточно умны для любого хобби. Я даже на секунду позволяю себе представить, как мама Брит работает с моим папой. Кто знает, может быть, ей удастся разгадать его загадку. Папа Брит открывает меню и, полистав немного, кладет на стол. Потом поворачивается ко мне. Я мог бы догадаться, чем все это кончится.

– Фрэнк, может быть, ты просто выберешь за нас?

Я улыбаюсь, но, если честно, меня это слегка задело. Несмотря на свою чисто англосаксонскую фамилию Минз, папа Брит никогда не сможет подробно рассказать о, скажем, ирландской кухне. Но что гораздо важнее, его никогда об этом и не попросят. Папа Брит везде и всегда для всех просто самый что ни на есть настоящий американец.

Я ни в чем не обвиняю папу Брит, я просто немного ему завидую. Ведь все ждут, что я окажусь экспертом по всему корейскому, и никто не спросит, знаю ли я вообще что‐то или нет. Я все равно в первую очередь кореец и только потом уже обычный американец. Это дурацкое двойное корейско-американское происхождение всю жизнь преследует меня. Но все это я не могу сказать, потому что я обедаю с родителями Брит и хочу, чтобы все было мило и легко. Поэтому… Здрасьте, я Фрэнк Ли, сегодня я ваш гид по корейской кухне.

Наш официант приносит маленькие стаканчики, но не с водой, а с холодным ячменным чаем. Папа Брит достает из кармана очки для чтения.

– А что это нам такое налили?

– Э-э-э, – начинаю я. – Это холодный чай. Называется борича.

– Борича, – повторяют удивленные родители Брит.

– О, у этого чая чудесное послевкусие, – говорит мама Брит.

Я отдаю тяжелые меню официанту:

– Для начала три кальби, мне – муль нэнмён, и, пожалуй, панджан из кальмара.

Официант орет:

– Kalbi segeh mul naengmyeon hana haemul pajun hana!

– Йес! – громко отвечают ему из кухни.

Заказанные блюда появляются с молниеносной скоростью. Сначала все банчаны – маленькие тарелочки со шпинатом, жареными анчоусами, картофельным салатом, острым желе и со всем прочим.

– Бог ты мой! – восклицает мама Брит. – Фрэнк, тебе придется объяснить, что это все такое. Боюсь, что мы слишком…

– Слишком белые, – заканчивает за нее папа Брит.

– Папа, – говорит Брит тоном, которым я разговариваю с мамой и папой. Я буквально слышу не произнесенные Брит слова: «Надо говорить "американцы европейского происхождения"».

Я мысленно повторяю про себя, что все должно быть мило и легко.

– Ну что ж, в общем… – говорю я. – Это шпинат. Это кимчи. Вы наверняка знаете, что такое кимчи. Это тоже кимчи, только с огурцом. И здесь то же самое, только с редисом.

– А что это такое? – говорит мама Брит, показывая на желе.

– Мам, – просит Брит, – давай просто поедим.

Я смотрю на желе так, как будто оно само про себя сейчас расскажет. Мне это желе очень нравится. Но я понятия не имею, из чего оно сделано.

– Ну-у-у…. – бормочу я, – наверное, что‐то ореховое.

– О! Нам еще что‐то интересное принесли! – говорит мама Брит.

Это муль нэнмён – ледяной суп с лапшой. Его подают в стальной миске вместе с бутылочками уксуса и горчицы. В супе плавает колотый лед, все именно так, как мне нравится. Официант ножницами быстро кромсает длинную лапшу, чтобы ее было удобнее есть.

– Обалдеть! – говорит папа Брит. – А из чего эта лапша?

Я лихорадочно пытаюсь вспомнить. Наконец мне это удается.

– Из гречки!

– А бульон? Он из чего? – спрашивает мама Брит.

Я снова напрягаюсь, пытаясь вспомнить.

– Не знаю, – честно говорю я, чувствуя, что гид по корейской кухне из меня не вышел.

Я бросаю взгляд на Брит. Она с укоризненной улыбкой смотрит на родителей.

– Задавайте меньше вопросов и больше ешьте, – просит Брит.

Ее папа замирает. Он вдруг понял, что мог меня обидеть.

– Понимаешь, для нас все это в новинку, а мы очень любопытные, – говорит он.

– Может, даже слишком любопытные, – смеется мама Брит. – Прости, что забросали тебя вопросами.

Все так и есть: им это в новинку, мне давно знакомо. Но я не могу не задать себе вопрос: вот если бы я, например, ел вместе с Полом Олмо филиппинскую еду, о которой я ничего не знаю, стал бы я тогда забрасывать его вопросами? Нет, серьезно, стал бы?

– Пап, тебе же нравится сыр, да? – спрашивает Брит.

– Да, нравится, – соглашается тот.

– И ты ведь на четверть француз, верно?

– Так, по крайней мере, мне говорили.

– А ты знаешь, как делают хороший chèvre?

– То есть ты хочешь сказать, что Фрэнк не обязан знать все тонкости приготовления блюд корейской кухни? – отвечает ее папа. – Я тебя понял. Очень правильное замечание.

И он пожимает Брит руку. А потом, к моему полному удивлению, и мне тоже. И кивает с многозначительным видом. Типа: «Я сегодня узнал что‐то новое». Люди, которые постоянно учатся, – это самые лучшие люди на свете.

– Брит права, – соглашается ее мама. – Наш папа не умеет варить сыр. Он умеет только есть его. – И она начинает звонко смеяться.

Это разряжает обстановку. Я тоже решаю кое в чем признаться:

– Я даже не знаю, как выглядит гречка. И тем более не представляю себе, как из нее делают лапшу. Я просто знаю, что получается очень вкусно.

Едва сказав это, я тут же кое‐что понимаю. Неважно, какой из меня гид. Неважно, стал бы я забрасывать Пола Олмо вопросами или нет. Важно научиться говорить: «Я понятия не имею». Не извиняясь, а уверенно. С такой же уверенностью, с какой папа Брит сказал бы «Я не знаю» в ответ на вопросы о немаркированной головке сыра.