Дэвид Юн - Весь мир Фрэнка Ли

И я вдруг понимаю, что фраза «Я понятия не имею» – важная часть моей жизни.

Мы едим, едим много, потом едим еще и наконец откидываемся на спинки стульев. Папа Брит оплачивает чек.

– И пусть результаты теста будут отличными, а предложения от колледжей – щедрыми, – говорит он.

Выходя из ресторана, я замечаю на себе взгляды работников кухни. Они слышали наш разговор за столом? Они тоже ожидали, что я отвечу на все вопросы? «Да какая разница?» – думаю я.

На улице мы с Брит находим место, где можно посидеть спокойно, пока ее мама с папой покупают старинные стеклянные поплавки для сетей, резные маяки, рукавицы для разделывания лобстеров и прочую ерунду.

– Прости за все эти вопросы, – говорит Брит. – Иногда мои родители такие невнимательные. Я должна была тебя спасти.

Я касаюсь ее подбородка:

– Все в порядке, мне и раньше задавали вопросы. Тебе не нужно было меня спасать.

– Пожалуйста, не говори мне, что я не должна спасать мальчика, которого люблю. Ты бы на моем месте точно так же поступил.

Это сразу меня останавливает.

– Да, я бы так и сделал. Правда.

Например, если бы к ней прицепился какой‐нибудь сексист, я бы точно за нее заступился. Так почему же я ни разу не постоял за Кью?

Эта мысль меня не радует. Мои родители столько раз несли расистский бред про черных и подкрепляли его своей выдуманной статистикой, так почему я ни разу не назвал их лжецами? Потому что мои родители – это сданные мне судьбой карты, от которых мне никуда не деться. Но все равно жаль, что я ни разу им не возразил. Ради Кью и ради себя самого. Ведь мама с папой никогда не узнают настоящего меня, если я буду скрывать от них свои мысли. Но если честно, я боюсь говорить с ними откровенно, потому что у человека должен быть дом, место, где его любят и ждут. А что, если я открыто выступлю против родителей, а они в ответ просто захлопнут передо мной дверь?

– Чем старше я становлюсь, – говорит Брит, – тем сильнее меня бесит весь этот бред.

– Понятное дело, – говорю я, хотя на самом деле думаю совсем по‐другому.

Я хочу кое‐что добавить, но чувствую, что сейчас не самый подходящий для этого момент. И этот подходящий момент, скорее всего, вообще никогда не наступит.

Вот мысль, для которой не нашлось подходящего момента: Брит все сильнее бесит этот бред, а меня почти не задевает. Потому что для меня в отличие от Брит весь этот родительский бред – неотъемлемая часть жизни. И этот бред влияет на каждую минуту моей жизни. И даже на мое будущее.

А вот бред родителей Брит тут же рассеивается. Она может встречаться с тем, с кем хочет, изучать то, что хочет, и вообще заниматься тем, что нравится именно ей. Бред ее родителей – это просто болтовня за обедом, не более того. Я ни в чем не обвиняю Брит, я просто немного ей завидую.

– Можно доверить тебе секрет? – спрашивает она.

Я жду. Она кладет щеку мне на плечо:

– Я стесняюсь своих родителей.

– Ну, это не тянет на секрет, – говорю я. – Вот если бы ты считала их реально крутыми, то это стоило бы держать в тайне. Мои родители постоянно ставят меня в неловкое положение, будто это их работа. Но, знаешь, я всегда буду их любить.

Мы наблюдаем за огромным пеликаном, который кружит над водой в поисках добычи.

– Ты слышал все эти истории про то, как в безоружных подростков стреляли полицейские?

Я перевожу на нее взгляд:

– И что?

– Мне теперь регулярно попадаются статьи о том, как провести с детьми разговор. Имеются в виду черные родители и черные дети. У них нет выбора, им не избежать разговора.

– С Кью отец поговорил, когда тому было семь.

– А мои родители даже не знают, что кому‐то нужен разговор. И когда убивают очередного подростка, родители просто качают головами и кричат о систематическом расизме в политике, о том, что тюрьма превратилась в настоящий индустриальный комплекс, о равноправии… Но заканчивается все всегда одинаково: «Ты должна радоваться тому, что тебе такое не грозит».

Я не стал рассказывать ей про то, что мои мама с папой говорят о стрельбе по безоружным черным. Обычно это просто «Если делать проблемы, то полиция стрелять, вот и все». Ханна как‐то, еще до Майлза, попыталась открыть папе глаза, но у нее ничего не вышло. Она словно спорила с большим ребенком. Мне хочется сказать Брит: «Твои родители хотя бы признают, что к чернокожим детям относятся с предубеждением. Это уже повод для радости». От моих мамы с папой я даже этого не дождусь.

– Они не понимают, что находятся в привилегированном положении, и меня это просто бесит, – говорит Брит и снова кладет щеку мне на плечо. – Я где‐то читала, что надо ненавидеть своих родителей, чтобы от них уехать.

– Потому что если ты их будешь любить, то никогда не сможешь их оставить?

Я чувствую, что она кивает.

– Да, наверное, что‐то типа того.

Пеликан взлетает, а потом ныряет с высоты, словно якорь, упавший с неба.

– Я тебя люблю, – говорит Брит.

– Я тебя люблю, – быстро отвечаю я, на этот раз не забыв про «я».

Остаток недели пролетает незаметно. Теперь я вижу Брит совсем иначе. Словно в ее сердце, как в доме, оказалось больше комнат, чем я думал, и не все они чистые и аккуратные. Следующая «Песня Брит» будет в миноре, совершенно точно.

Мама сама отвозит папу в Магазин, чтобы у папы не съехала повязка. И они весь день работают вместе, а не в две смены, как обычно. За исключением этого, в жизни мамы с папой ничего не изменилось. В папу стреляли, но он продолжает жить прежней жизнью. Я даже и не знаю, как ко всему этому относиться. Да и какая разница, что я чувствую? Мои чувства все равно никак не влияют на жизнь родителей.

Наш учитель алгебры, мистер Софт, в виде награды за то, что мы сдали тест, ничего не задает на дом и разрешает весь урок играть в Bird Slingshot. А если кто‐то спросит, чем мы занимались на уроке, то нам надо отвечать, что мы изучали параболы. Я тайком отправляю Джо фото с неприличным названием ресторана Yong Dong.

«Это мое первое фото с членом, – отвечает Джо. – Спасибо».

Я отправил фото тайком, чтобы Брит не подумала, что мне нравится Джо.

Джо в ответ присылает мне смайлик, который задумчиво чешет подбородок, и фотографию картины Джорджии О’Кифф с изображением черного ириса. Эту картину Джо видела на уроке истории изобразительного искусства. Черный ирис похож на снятую крупным планом монументальную вагину.

«Это мое первое фото с вагиной, – пишу я Джо. – Спасибо».

Весь день я вспоминаю эту переписку и время от времени тихонько фыркаю от смеха как ненормальный.

В эти выходные я не смогу встретиться с Брит, потому что мы приглашены на свадьбу Кунг Хе Чанг. Для информации: Кунг Хе – старшая сестра Эллы Чанг. Кунг Хе и Ханна – ровесницы. Элла рассказывала, что ее появление стало неожиданностью для родителей, они думали, что ее сестра будет единственным ребенком в семье. Свое появление на свет Элла объясняет исключительно безудержной родительской похотью.