Дэвид Юн - Весь мир Фрэнка Ли

– Они занимались любовью так жестко, что стерся презерватив, – утверждает Элла. И все лимбийцы всегда отвечают на это дружным «Фу-у-у!».

Единственная возможность провести время с Брит – взять ее с собой, когда я поеду в салон брать напрокат костюм для свадьбы. Поэтому после школы мы с Брит на моей громыхающей неуклюжей Consta едем в салон «Просто формальность».

Там мы бродим меж рядов с одинаковыми костюмами.

Мама выдала мне чек, в котором не вписана сумма, и теперь пишет мне: «Брать костюм любой, но не черный цвет, пожалуйста, Фрэнк. О’кей. И еще галстук, чтобы подходить под платье Джо».

Мама присылает фото: на кровати лежит модное коктейльное платье цвета индиго, такого же цвета шелковые туфли и массивное колье из аметистов. Родители наряжают нас, словно мы их куклы. Я бы закатил глаза, но они прикованы к экрану телефона с фото вещей Джо. Будет забавно взглянуть на нее в таком виде. Нет. Не забавно. Странно. Нет, не странно. Интересно. В общем, даже не знаю.

Я закрываю фото, пока Брит не успела чего‐нибудь себе придумать.

– Я бы с удовольствием сходила с тобой на такой пышный праздник, – говорит она.

– Э-э-э… он будет этнически гомогенным, тебе не понравится, – отвечаю я.

– Нет, это было бы интересно, – говорит Брит, – хотя бы на один день в жизни стать не такой, как все.

Я внутренне морщусь. «Попробуй стать не такой, как все, на два или на три дня. Или навсегда. Радуйся тому, что в любой момент можешь снова стать такой, как все». Но я ничего такого не говорю. Я с Брит в салоне, где можно взять напрокат костюм. И я намерен выжать из этой поездки максимум.

Я прошу Брит примерить мужской жилет (выглядит сексуально), потом шляпу федору (тоже очень сексуально), потом вельветовый мужской пиджак (не особо сексуально). Себе я выбираю приталенный костюм темно-серого цвета, коричневые кожаные туфли, коричневый кожаный ремень и галстук цвета индиго. Отдаю Брит свой телефон и иду в примерочную. С галстуком я мучаюсь целую вечность. Закрываю глаза и представляю себе видеоинструкцию, но это тоже не особо помогает.

Выхожу я из кабинки совершенно другим человеком. Брит от удивления роняет мой телефон.

– Возьми меня в жены, – непроизвольно вырывается у нее, и она тут же закрывает ладонью рот.

Потом Брит заталкивает меня снова в кабинку, где начинает страстно целовать, прижимаясь ко мне всем телом. И только громкое «Гхм!» от кассира заставляет нас остановиться. Я распрямляю спину и принимаю комичную позу – я будто пират, стоящий на горе сокровищ. Брит меня фотографирует. Я забираю у нее свой телефон и отправляю фото маме.

«О’кей выглядеть хорошо, – отвечает она. – Ты брать аренда». Я закрываюсь в кабинке, чтобы переодеться в свою обычную одежду, и вдруг, оставшись наедине с самим собой, решаю отправить это фото Джо. «Я бы сняла с тебя все это, – отвечает Джо. – А потом надела бы обратно только для того, чтобы снять снова». Я фыркаю от смеха. Тут я замечаю, что засохшая болячка отвалилась с костяшек на руке. Кожа под болячкой свежая и светлая. Рана исчезла, будто ее и не было.

Тук-тук.

– Ты там передернуть решил? – спрашивает Брит через дверь.

– Как ты догадалась? – отвечаю я. Потом пишу «ха-ха» Джо и удаляю все сообщения.

Свадьба проходит на большом корабле, который никуда не плывет. Это старый круизный пароход, построенный для какого‐то белого богатея, который жил в тот век, когда еще не было подоходного налога и HR-департаментов. «Он занимался самообразованием и всего добился сам, откладывая каждый заработанный цент», – говорится в туристической брошюре.

Я складываю брошюру и кладу ее в карман, чтобы показать потом Кью во время очередной нашей беседы об американской мифологии. Во время последнего нашего разговора мы как раз обсуждали вариации историй на тему «День, когда я разбогател».

Торжество проходит на открытой площадке в передней части корабля (интернет утверждает, что эта часть судна называется носом). Здесь все украшено атласными лентами, кружевом и композициями из белых гиацинтов, которые наполняют воздух запахом меда и ванили. Мы сидим, освещенные галогеновым солнцем. Вокруг океан звуков – скрипят металлические части парохода, плещется вода за бортом, с высоты доносится остинатокр-р! кр-р! кр-р! – сотен тупых чаек.

Звуки прекрасные – глубокие и неожиданные. Я включаю диктофон. Надеюсь, удастся поймать на запись все. Не я один сижу сейчас с девайсом. Все триста гостей снимают на фото и видео все, что видят. Свадьба Кунг Хе станет самым хорошо задокументированным событием за всю историю этого судна.

Мама сквозь очки для чтения смотрит на телефон – фотографирует папу, который фотографирует меня. Единственное, что выдает папино ранение, – это едва заметная под одеждой повязка. В остальном он ничем не отличается от других нарядно и торжественно одетых гостей.

На свадьбу приехали мамы с папами, древние halmeoni (бабушки) и harabeoji (дедушки), одетые в традиционный ханбок. Есть и спящие младенцы. И маленькие собачки в роскошных колясочках. И маленькие дети, бегающие кругом в дорогой кожаной обуви с блестками. Здесь есть и подростки вроде меня, а также девушки возраста Джо, если, конечно, она уже приехала.

Церемония бракосочетания происходит на корейском, поэтому я понимаю не более пяти процентов сказанного. Я наклоняюсь к папе, и он тихо переводит мне на своем безумном английском:

– Он говорить: «Тело женщины – как церковь, собор. Мужчина – голова, женщина – тело. Внутренность церковь делать ребенок, так называемое непорочное зачатие, Иисус Христос Всемогущий. Он родиться, он умереть, хлынуть кровь, всех осквернять грех».

– Спасибо, пап, – шепчу я и снова сажусь прямо.

Кровь, смерть, грех?! И это свадьба?

Струнный квартет неожиданно начинает играть старый добрый Канон Пахельбеля, и появляются родственники жениха с невестой. Увидев Эллу Чанг, я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Джона Лима. Тот снимает Эллу на телефон, положив руку на сердце, как влюбленный англичанин времен королевы Виктории.

Вот и жених. У него точеное лицо, как у актера из популярной К-драмы. Он делает карьеру в североамериканском отделении корпорации Samsung, перепрыгивает должности через одну. Жених подмигивает своим приятелям и что‐то говорит по‐корейски, те хором ему что‐то отвечают, и все начинают хихикать. Я наклоняюсь к папе.

– Жених, он съесть слишком много маленький осьминоги, но он говорить не волноваться, потому что soju убивать их в желудке. Его друзья говорить: «Пей, пей, пей!» Ха-ха!

Обхохочешься.

Струнный квартет начинает играть «Свадебный хор» Вагнера (ничего удивительного), и тут появляется Кунг Хе. Гости начинают кричать по‐корейски: «Брак – это работа!», «Соединим семьи!» и все в том же духе, если верить папе, который мне шепотом переводит. Мы садимся. Мы встаем. Снова садимся. Снова встаем.