Дэвид Юн - Весь мир Фрэнка Ли

Парковка вымерла, будто по ней прошел поток лавы. Перед нами десятки квадратных метров пустоты, я еду прямо по разметке и останавливаюсь перед входом. Мы поднимаемся по величественной лестнице и заходим. Внутри пусто. Все брендовые магазины закрыты. Из-под купола льется самая тихая в мире соната, словно это пыль оседает на нас. Мне нравится сюда приходить. Тут мне кажется, что я последний человек на планете, а я с детства мечтал о том, что когда‐нибудь останусь последним человеком на Земле. Я шепотом рассказываю про это Джо. Для меня это место сейчас почти священное, и поэтому мне кажется, что говорить здесь лучше тихо.

Джо берет меня за руку и подстраивается под мой шаг.

– Звучит ужасно, – говорит она.

– Да нет, это было бы всего на год, – отвечаю я. – Как будто все поставили на паузу.

– А потом что?

– А потом однажды утром я проснусь, снова нажму на паузу, и все продолжится с того места, на котором остановилось.

– Ну на год, может, и прикольно, – говорит Джо, кусая губу. – Поставить всю планету на паузу! Правда, мне кажется, что я бы успела за это время сойти с ума.

Мы проходим мимо огромной деревянной воронки с двумя отверстиями для монет. На табличке написано: «Пожертвуйте на нужды в сфере образования в нашем районе. Посмотрите, как крутятся ваши монеты!»

– Кажется, сегодня я понял, почему у меня была такая странная мечта, – говорю я.

Джо делает то, что мне очень нравится: она отпускает мою ладонь, проводит вверх по моей руке, легонько сжимает ее, а потом роняет руку обратно мне в ладонь.

– И почему же, маленький мальчик Фрэнки? – спрашивает Джо.

Я думаю о той вредной старой кореянке, о Рое и о фудтраках.

– Потому что тогда я мог бы стать таким, каким хочу, и никто бы меня за это не осуждал.

Джо улыбается, глядя на наши движущиеся ноги:

– Та старушенция просто чокнутая, согласен?

Мы проходим фудкорт: вот Pretzel Wrestle, откуда по‐прежнему пахнет дрожжами и маслом, вот отстойная итальянская забегаловка, вот гадкая кафешка с паназиатской кухней, отстойное мексиканское местечко, а потом сразу три бургерных. Все это вместе – микрокосмос американской ширпотребной кухни для белых.

– Когда мы вместе, я чувствую себя самим собой, – говорю я. – Наверное, именно поэтому я и захотел сюда приехать.

– Чтобы увидеть нас обоих вне контекста? – спрашивает Джо.

Я улыбаюсь. Джо понимает. Джо все понимает.

– Иди сюда, – говорю я.

Мы целуемся. К моему удивлению, она обеими руками хватает меня за задницу.

– Просто не верится, что я могу сделать так, никого не стесняясь, – говорит Джо. – Здорово, что ты решил приехать сюда, Фрэнк Ли.

Я слышу, что в отдалении кто‐то говорит по рации. Джо напрягается.

– Что это?

– Наверное, Камилла или Оскар, – отвечаю я, имея в виду охранников ТЦ.

– Нам надо валить? – спрашивает Джо.

– Нет. Они ходят очень медленно и постоянно болтают друг с другом по рации. Так что нет смысла особо торопиться.

Я увожу Джо за угол и веду по длинному, резко поворачивающему коридору в сторону магазина Nordstrom. Как только мы оказываемся там, откуда нас не видно, я снова замедляю шаг.

Мы целуемся. Мы целуемся на ходу. Вокруг нас никого нет. Мы словно поставили планету на паузу и оказались в нашем собственном безлюдном раю. Я веду Джо к фонтану в хрустальном атриуме. Это низкая конструкция из полированных деталей, очень по‐модернистски соединенных под разными углами. Окружает ее низкий парапет из полированного камня цвета шоколада.

– Вот тебе и озеро Надежды, – бормочу я.

– Что за озеро Надежды? – переспрашивает Джо.

«Фонтан закрыт на ремонт. За ограждение не заходить!» Воду из фонтана слили, теперь видно пыльное дно в известковых отложениях, трубы, шланги и грязные фонари. И много-много монет. Глаза Джо загорелись.

– Блин, там, наверное, баксов сто!

– Наверное, – отвечаю я.

И тут мне в голову приходит странная идея. Я запрыгиваю в фонтан и, присев на корточки, начинаю собирать монеты в оттянутый подол майки.

– Иди помоги мне! – говорю я.

– Ты с ума сошел, – отвечает Джо.

Но потом тоже залезает в фонтан и начинает собирать монеты вместе со мной. Я толкаю ее, и она чуть было не рассыпает собранные монеты. Она толкает меня в ответ. Через пару минут мы встаем, в подолах маек у нас сотни монет. Со стороны мы, наверное, похожи на двух ухмыляющихся сумчатых мутантов. Вдалеке пиликает рация, а потом раздается крик: «Эй!»

– Сюда, – говорю.

Мы с Джо вылезаем из фонтана и на полусогнутых ногах, как два хоббита, бросаемся назад по изогнутому коридору. Джо вдруг оборачивается ко мне. По ее лицу видно, что ей в голову пришла идея.

– Я знаю, что мы сделаем с этими деньгами! – кричит Джо.

Она первой добегает до огромной деревянной воронки для пожертвований. В диаметре она, наверное, около двух метров. Джо встает у одной прорези для монет, а я у другой. Мы вываливаем деньги на пол и берем в руку по монетке.

– На счет «три», – говорю я.

– Один, – произносит Джо.

– Два, – продолжаю я.

– Три!

Мы отпускаем монетки, и они начинают спускаться вниз, выписывая идеальные дуги. Они все ускоряются и наконец, подгоняемые центростремительной силой, бросают вызов земному притяжению и начинают чертить круги по уже практически вертикальным стенкам у самого дна воронки. А потом – дзынь-дзынь! – падают в бездну к другим монеткам.

– Эти две монетки – мы с тобой, – говорю я.

– Ты любишь эффектные банальности! – произносит Джо, но по тону ее голоса я понимаю, что ей понравилось. – Давай еще, – предлагает она.

– Только побыстрее, – отвечаю я.

Мы начинаем забрасывать в воронку одну монетку за другой, и вскоре дерево начинает гудеть от металлического вихря. Я останавливаюсь, чтобы записать этот звук. Гул стоит такой, словно над головой летят эскадрильи реактивных истребителей.

Мы умудряемся избавиться от всех монет за десять минут. Некоторые монетки спокойно докатывались до самого жерла воронки, некоторые сталкивались и падали, обрушивая звонкие лавины. Зрелище одновременно волнующее и медитативное. Мы не пытались подстроить столкновения или задать ритм, запуская монетки одновременно или подбирая их по достоинству. Мы просто бросали монетки в воронку, стараясь делать это как можно быстрее. И это была живая метафора.

Наконец последние монетки – дынь-дзынь! – исчезают в темной бездне. Нас оглушает тишина, и кажется, что в этом тоже есть свой смысл.

– Это было круто! – произносит женский голос.

Мы с Джо отрываемся от воронки, оборачиваемся и видим, что метрах в шести от нас стоят Камилла и Оскар в своей мешковатой униформе.

– Никогда бы не подумал, что привычные вещи могут быть такими прекрасными, – говорит Оскар.