Дэвид Юн - Весь мир Фрэнка Ли

– И давно вы там стоите? – спрашиваю я.

– Да практически все время, что вы этим занимались! – отвечает Камилла. Она всегда говорит так, как будто на что‐то жалуется, даже когда с тобой соглашается или когда желает тебе самого лучшего. – Фрэнк, а ты знал, что эти монеты были собственностью ТРЦ «Вестчестер»?

Я показываю на табличку у воронки: «Пожертвуйте на нужды в сфере образования в нашем районе».

– Подумайте о детях, – говорю я.

– Группа компаний «Вестчестер» благодарит вас за щедрое пожертвование от ее имени, – отвечает Оскар.

– Фрэнк, ты нас разве не представишь? – интересуется Камилла.

– А, да, это Джо, – говорю я.

Джо жмет руки Камилле и Оскару, которые после этого с одобрением переглядываются между собой.

– Фрэнк, – говорит Оскар, – сегодня мы патрулируем всю площадь «Вестчестера» за исключением последнего этажа парковки «Европа» в северо-восточной части ТРЦ. Туда мы не пойдем, там все время темно, потому что фонарь не работает.

Это тебе к сведению.

Я улыбаюсь. Оскар цепляет рацию к креплению.

– Идите, голубки.

Мы едем молча. ТРЦ огромный, и найти парковку «Европа» не так‐то просто. Я за рулем. Мы с Джо явно почему‐то начинаем волноваться. Я замечаю, что она периодически искоса на меня поглядывает. Она замечает, что я поглядываю на нее.

Мы выезжаем на последний этаж пустой парковки. Зачем? Я и сам не знаю зачем. Я просто чувствую, что должен это сделать. Джо, похоже, испытывает то же самое. Она сидит, сложив руки на коленях, как будто с нетерпением чего‐то ждет.

Оскар ошибся, сказав, что не работает один фонарь. Как выяснилось, здесь не работает ни один фонарь. Площадка залита лунным светом. Я паркуюсь в самом дальнем углу. Ночное небо кристально чистое, и мы видим, как светится изгибающийся дугой залив у Плайя-Месы. Цепочка огней уходит дальше – Сан-Марко, Палома, Карлстон и так далее… По правую сторону от нас расстилается черная гладь Тихого океана с крошечными сигнальными огнями нефтяных платформ, замерших на ночь.

– Который час? – спрашиваю я.

– Уже поздно, – отвечает Джо.

– Наверное, пора домой.

Вместо ответа Джо немного опускает стекло со своей стороны. Я делаю то же самое.

– Я стесняюсь, – признается она со смехом.

– Знаешь, люди смеются для того, чтобы избавиться от эмоционального напряжения, – говорю я и тоже начинаю смеяться.

Мы какое‐то время сидим молча. Каждый раз, когда я чуть изменяю положение тела, кожа сиденья громко скрипит.

– У тебя вся футболка грязная, – говорю я Джо.

– И у тебя, – отвечает она, касаясь моего живота.

Я притягиваю ее к себе и целую. Один поцелуй перетекает во второй. И еще в дюжину поцелуев. Джо вдруг надоедает сидеть в пассажирском кресле. Она начинает возиться на своем месте, пытаясь перелезть через консоль с дурацким стояночным тормозом и дебильным рычагом передач. Ну кто догадался расположить ее в таком идиотском месте – между передними сиденьями?

Наконец Джо устраивается у меня на коленях и поправляет волосы. Типа: «Вот и я. Привет». Мы долго смотрим друг на друга, залитые лунным светом. Окна начинают запотевать, хоть они и приоткрыты. Мы с Джо превратились в звезд любимого всеми романтического фильма. Мы чувствуем, что скоро начнется следующая сцена.

Мы целуемся долго и страстно, потом останавливаемся для того, чтобы перевести дыхание.

– Я хочу тебя, – говорит Джо. – Давай?

Я вижу, что ей ужасно страшно было в этом признаться. Я вижу это в ее глазах. Я чувствую это в аромате ее кожи. Потому что любовь – это самое страшное, что есть на этом свете. Любовь – это всемогущая синяя рука, спускающаяся к тебе с неба. Тебе остается только сдаться ей на милость и молиться о том, чтобы не упасть с высоты и не разбиться.

Я хочу ей ответить, но в горле пересохло. Я откашливаюсь.

– Давай, – говорю я.

Мы снова целуемся. Сильная синяя рука куда‐то нас тащит. Мы не знаем куда, это пугает, но мы не сопротивляемся. Моя рука ныряет под футболку Джо. Я уже прикасался к этому месту раньше, но теперь, когда под моей ладонью лишь обнаженная кожа, все совершенно иначе. Джо воспринимает мое прикосновение как приглашение к действию и прикасается ко мне, и через секунду ее руки уже скользят по моему торсу, изучая меня жадно, но нежно.

Я вдруг возненавидел футболку Джо. А Джо – мою. И футболки летят прочь. Я уже знаю, где застежка на лифчике Джо, и быстро его расстегиваю. Она случайно задевает локтем кнопку на руле – би-и-и-ип! – и мы смеемся.

– Оно откидывается? – спрашивает Джо, имея в виду кресло.

– Да, – отвечаю я, протягиваю руку и нажимаю на кнопку.

Спинка кожаного сиденья медленно – просто целую вечность! – опускается и под конец издает нелепый звук, похожий на громкий пук. Это разряжает обстановку, мы смеемся, прикрывая рты. А потом оба замираем: неужели мы это сделаем?

Да, сделаем.

И мы это делаем.

Динь-дон, динь-дон. Это папа моет шваброй пол у входной двери.

Динь-дон. Надо мной танцуют в воздухе три мухи. Жарко. В Южной Калифорнии после зимы сразу наступает лето. Шоколад уже в холодильной камере. На мне одежда в теплых оттенках черного – черно-оранжевые штаны и черно-коричневая футболка с надписью Kraftwerk. Все браслеты тоже в теплых оттенках черного.

Кажется, что все по‐прежнему. Я Фрэнк, в Магазине жарко, папа, как обычно, моет пол. Но на самом деле все сильно изменилось. Жарой мир будто хочет напомнить мне о том, что скоро наступит лето, школа закончится и все мы отправимся в колледж: я, Кью, Джо. Но об этом я пока не хочу думать. У папы под рабочей футболкой теперь есть небольшой круглый шрам, гладкий и блестящий, как капля краски. Хотя, увидев папу, вы бы и не догадались, что в него стреляли. А что нового у меня?

Однажды я читал комикс, где главный герой потерял девственность и на следующий день очень расстроился из‐за того, что чувствовал себя так же, как и раньше. Мальчики, решил герой, устроены совсем не так, как девочки. У мальчиков нет девственной плевы, которую можно было бы разорвать. Поэтому по мальчикам нельзя понять, лишились они девственности или нет. Короче, на следующий день после события у героя было паршивое настроение. Это был очень тупой комикс. На самом деле все совсем не так, как в нем написано.

Если бы прямо сейчас меня взяли и разрезали, то оказалось бы, что мои внутренности переливаются всеми цветами радуги, как жеод [33] Жеод – геологическое образование, замкнутая полость в осадочных или некоторых вулканических породах. . А присмотревшись, можно было бы даже увидеть целые кристальные города, населенные крошечными существами, которые, переливаясь как радуга – КОЖЗГСФ, развозят по моим конечностям novae. Novae, nova – это от латинского «новый», то есть новая звезда.