Леван Хаиндрава - Очарованная даль

— Вот, сидите пьянствуете среди бела дня, антимонию разводите. Работать надо! С меня пример берите…

— От работы кони дохнут, Жорочка… — томно проговорил человек лет тридцати с безлико-красивым лицом манекена и эффектной седой прядью в русых волосах, и Гога моментально вспомнил его. Это же Карцев, Юрий Карцев — тот самый, который когда-то в Бариме единственный мог составить в волейбол конкуренцию несравненному Ковалю. Как давно это было, сколько воды утекло! И какой странный день! Одновременно, в одном и том же месте встретил трех человек, которых давно знал и про которых трудно было предположить, что они имеют отношение друг к другу.

— Проходите, садитесь, где вам удобнее, — обратилась Дальская к Гоге. — Вон там напитки, наливайте и пейте. Help yourself! [41] Угощайтесь! (англ.) Здесь все свои.

«Но я-то не свой», — подумал Гога, огорченный тем, что Дальская не представила его своей компании и, следовательно, не познакомила с Лидой. Он быстро нашел глазами свободное кресло и, больше всего боясь споткнуться о край ковра, задеть что-нибудь или совершить другую неловкость, прошел и сел, желая одного — чтоб о нем скорее забыли.

И хозяйка действительно забыла о нем тотчас же. Она уселась на диван между Карцевым и третьим мужчиной, выглядевшим старше всех, к которому, однако, все обращались просто: Гришка.

— Биби, а ты знаешь, дед новую песню написал.

— Не написал еще. Пишет. Слова уже есть, а музыки нет. Ходит и мурлычет себе под нос. Рожает.

— А слова знаешь? — обратился к ней Гришка, смуглый, длинноносый человек с заметным брюшком, которое, однако, шло к нему, создавая облик бесшабашного, любящего пропустить лишний стаканчик весельчака и славного малого, каким он и был на самом деле.

— Ты что, смеешься? Дед меня убьет! Проклянет на веки вечные! Из дому выгонит! — почти всерьез ужаснулась Биби, и только по ее глазам, в которых заискрились смешливые брызги, можно было догадаться, что все это говорится не всерьез.

— Да, у деда строго, — в тон ей подтвердил Карцев, и лицо его приняло соответствующее выражение.

«Опять дед, — подумал Гога, понимая уже, однако, что слово это не следует воспринимать в его прямом смысле. — Кого они имеют в виду? Не Вертинского ли?»

Гога вспомнил, что года полтора назад, когда Вертинский решил обосноваться в Шанхае, он в компании с какой-то женщиной открыл роскошный ночной клуб «Гардения». У женщины было странное имя, под которым все ее и знали, никогда не упоминая фамилии. Как ее звали? Не Биби?

Да, кажется, так. Значит, это она и есть. «Гардения» скоро прогорела, потому что каждую ночь после закрытия накрывался стол «для своих», которых всегда набиралось человек двадцать, если не больше, и дым стоял коромыслом до утра. Тут уж Вертинский — натура широкая, платить не давал никому, тем более что «Гардению» субсидировала его компаньонка на средства своего покровителя, французского банкира-миллионера.

— Почему вы ничего не пьете? — услышал Гога обращенный к себе голос.

Он вздрогнул и поднял глаза: это говорила Биби. Она повернулась к нему со своего места и смотрела на Гогу ласково и ободряюще. Она, казалось, единственная понимала, что чувствует здесь этот скромный, неопытный молодой человек.

— Да нет, я так… я сейчас… — словно оправдываясь, забормотал Гога. — Я вообще… — он чуть не выпалил «не пью», но сказать такое в этой компании было неуместно и прозвучало бы даже комично. В последний момент Гога нашел более подходящее продолжение, — пью коньяк с лимонадом.

— Ну и прекрасно! — с готовностью одобрила Биби и заулыбалась своей скошенной в сторону улыбкой, которая, впрочем, ей шла. — Здесь есть «мартель». Сколько вам налить?

— На два пальца, пожалуйста, — стараясь говорить уверенно, ответил Гога и тут же пожалел, что не сказал «на три», — так бы вышло солиднее.

Биби налила ему на два пальца и, слегка прищурившись, заговорщицки спросила:

— А может быть, добавим?

Гога в ответ тоже улыбнулся и кивнул. Под влиянием дружеского тона Биби он начинал избавляться от своей скованности первых минут.

Биби долила коньяка, добавила лимонада и, потянувшись вперед, передала стакан Гоге. При этом она внимательно заглянула ему в глаза, и Гога удивился, что у этой женщины, о вкусах, привычках и образе жизни которой столько говорили в городе, во взгляде читается не то, что соответствовало бы пересудам, а прежде всего дружелюбие и простое человеческое расположение. Чувствовалось, что она может быть хорошим другом, что всегда выручит и поддержит в трудную минуту.

— Ну, давайте выпьем для знакомства, — сказала Биби, явно беря Гогу под свое покровительство.

Он был ей симпатичен: с каким интересом слушал, когда она читала стихи, остался стоять в дверях, пока не кончила.

Ей хотелось читать еще, но не в этой компании. Может быть, послать всех к черту, увезти его к себе и провести тихий, благопристойный вечер под сенью поэзии? Нельзя — Лида обидится, да и неудобно перед Тоней, ведь у нее сегодня день рождения, а муж застрял в Ханькоу, и теперь жди, пока кончится эта дурацкая война.

Гога сделал несколько глотков и при этом заметил, что Биби выпила свой стакан до дна, а ведь у нее было чистое виски. Да, пили в этой компании крепко, но, вопреки словам хозяйки, никто не был пьян, разве что Гришка, да и тот находился в стадии, когда человек веселеет, становится более шумным и развязным, но еще отнюдь не тягостным для окружающих, а, наоборот, забавным.

— Скажите, чьи это стихи вы читали? — заставил себя спросить Гога. Ему было действительно интересно, и к тому же нельзя все время молчать, когда с тобою так любезны.

— Георгия Ива́нова. Вам понравились?

— Да. И вы очень хорошо читаете.

Гога говорил это вполне искренне. Биби читала так, как читают стихи поэты, — с упором на музыку стиха, на его ритм, а не так, как профессиональные артисты, которые, пытаясь донести смысл читаемого до слушателя, делают это порой в ущерб музыкальности, напеву. К тому же очень шел к чтению подобных стихов голос Биби — хрипловатый, но теплый и задушевный, а главное — искренний.

— Правда? — огоньки в глазах Биби вспыхнули еще ярче. Она чувствовала, что это не пустой комплимент.

— Конечно! Но, знаете, я его ничего не читал. Только фамилию слышал.

— А у меня его два сборника есть.

— Что вы? Откуда?

— Один так где-то достала. Уже сама не помню. Второй — дед подарил.

— Это Вертинский?

— Ну да.

Наконец-то загадка разъяснилась. Гога даже облегчение почувствовал. Но почему же все-таки — дед? А Биби между тем спросила:

— А вы с ним незнакомы?

— Нет, — вздохнул Гога.

Биби поняла смысл этого вздоха и сочувственно улыбнулась:

— Вот сегодня имеете возможность познакомиться. Мы отсюда к нему едем. Вы ведь с нами?