Леван Хаиндрава - Очарованная даль

По мере того как текли дни, отодвигавшие все дальше воспоминание о тех грузовиках, все больше обстоятельств, эпизодов, забот и людей становились между Гогой и п е р е д н и м к р а е м, все гуще делалась толпа середины, в которой так удобно и покойно было чувствовать себя.

Как-то в конце августа на Авеню Жоффр Гога вдруг лицом к лицу столкнулся с Жоркой Кипиани. Это была приятная неожиданность.

— Ну, здорово, француз! — приветствовал его Жорка и сперва ткнул пальцем в живот, а потом обнял.

В Шанхае, где принято было выражать свои чувства более сдержанно, это выглядело немного провинциально, хотя и трогательно.

— Как ты тут? — спрашивал Жорка в своей обычной, грубовато отрывистой манере. — Воюешь?

Гога, знавший, что слова Жорки не следует понимать буквально, ответил о своем:

— Университет закрыт. Неизвестно, когда начнутся занятия.

— Да ну его, твой университет! Ты что делаешь?

— Я же говорю — ничего не делаю. Университет закрыт.

— Да я не о том. Сейчас что делаешь?

— Сейчас? — Гога и сам не знал, что он сейчас делает, и ответил, лишь бы что-нибудь сказать: — К приятелю собирался зайти.

— Завтра зайдешь! Поехали!

— Куда? — удивился Гога.

— Там увидишь, — не давая себе труда объяснить, бросил Жорка и, подхватив Гогу под руку, усадил в такси.

Пока они ехали, Гоге удалось получить кое-какие отрывочные сведения о Харбине. Как и следовало ожидать, хорошего там было мало. О Гогиных родителях Жорка сказал кратко:

— Мама твоя — ничего. Я перед отъездом заходил прощаться. А отец сдал. Совсем седой, болеет часто.

Об этом Гога и сам знал из писем матери, но слова человека, недавно лично видевшего отца, и особенно их тон произвели тягостное впечатление. Но Жорка быстро отвлек Гогу, без всякого перехода заговорив совсем на другую тему:

— Мы сейчас в гости едем. На именины. Поздравим, пропустим пару стаканчиков и махнем в «Дарьял» обедать. Понял? А потом к деду!

Гога не понял ровно ничего: чьи именины? Почему его везут куда-то в незнакомый дом? Какой еще дед? Жоркиному отцу — за семьдесят. Со стороны матери, что ли? Но Гога никогда не слышал о нем. Первое, что пришло в голову, не самое важное, но неотложное, Гога поспешил высказать:

— Послушай, Жорка. Мы к даме едем? Да? А я — с пустыми руками. Неудобно… Тут недалеко цветочный магазин. Надо хоть букет взять.

— Есть, есть. Все есть. Все будет… — невразумительно, хотя и очень уверенно откликнулся Жорка. — Вот. Приехали. Стоп! — последний возглас относился к шоферу, который успел затормозить.

Жорка быстро вышел из машины, на ходу бросил на сиденье два доллара, хотя конец, включая чаевые для водителя, стоили всего доллар двадцать центов, и прошел в вестибюль нарядного жилого дома, из тех, что в Шанхае назывались apartment. Дом стоял на фешенебельной Баблинг Велл род.

Поднявшись в лифте на седьмой этаж, Гога с Жоркой оказались перед дверью, на которой была приколота визитная карточка: «Мр. Джереми С. Парнелл». А внизу, как принято, название какой-то фирмы, ее адрес и телефон, владельцем или служащим которой был хозяин карточки. Ничего не говорила Гоге эта фамилия, а название фирмы и тем более. Его удивляло только, что у Жорки уже завелись близкие знакомые, даже среди иностранцев. Но все оказалось проще.

Открыл им бой-китаец в белом халате. Из смежной с холлом комнаты, по-видимому гостиной, слышались звуки радио, оживленные голоса, смех. Говорили по-русски. С бокалом в руке навстречу им вышла смуглая женщина, очень эффектная, хотя и некрасивая. Она кого-то напоминала Гоге своими широкими скулами и узкими, азиатского разреза глазами. Бог ты мой, да это же Дальская, харбинская знаменитость! В гимназии столько о ней говорили, целые легенды ходили о ее вольном поведении. Мог ли он тогда мечтать о знакомстве с ней? Только любовался из зрительного зала, когда она исполняла вставной номер в оперетте или в эстрадном концерте между киносеансами.

— Жорочка, где же ты? Мы ждем тебя, ждем. Уже все надрались, а тебя все нет, — заговорила Дальская и расцеловалась с Кипиани.

— Ничего, сейчас догоню… — успокоил Жорка. — Вот, Тонька, привез пижона. Надо привести его в христианский вид! А то все сухари сушит. Заучился совсем. Пропадает парень.

Голос Жорки звучал озабоченно и строго. Он словно команды отдавал.

— Приведем, приведем, — успокоила Дальская и, подойдя к Гоге, протянула ему руку. — Проходите, очень рада…

Тон был любезный, но скользнула она по нему таким беглым взглядом, что Гога засомневался, запомнила ли она его лицо. Чувствовалось, что, будь сейчас на его месте кто-нибудь другой, она и того приветствовала бы так же любезно только потому, что он пришел с Кипиани.

Вслед за хозяйкой и Жоркой Гога вошел в просторную комнату, обставленную мягкой, удобной мебелью, и с удовольствием отметил, что в квартире действует охладительная система. В комнате находилось не так уж много народу, как это слышалось из холла: трое мужчин и две молодые женщины. В одной из них Гога, к своему приятному удивлению, узнал Лиду Анкудинову, бывшую соседку Журавлевых по те́ррас. Вторая — тонкая, изящная блондинка с очень выразительными, лучащимися карими глазами и большим ртом, который она в улыбке скашивала набок, открывая крупные, белые зубы, была явно душой компании. Когда Гога вошел, она читала стихи.

«Чьи это стихи? — спрашивал себя Гога. Он их никогда не слышал. — Кто автор? Стихи хорошие». Раздумывая над этим, Гога пропустил строку. А читавшая между тем продолжала:

Она кончила и, взяв со столика стакан, сделала большой глоток. Кто-то зааплодировал. Лида повернулась к читавшей и, тоже держа в руке стакан с каким-то напитком, капризным тоном протянула:

— Биби, прочти то, мое любимое…

— Смоленского?

— Ну да…

«Она-то что в стихах понимает?» — удивился про себя Гога.

Биби колебалась — она терпеть не могла, когда чтению стихов аплодировали, хотя читать умела и любила. Но здесь не та компания, где стоит читать стихи. Поддалась на уговоры, прочла одно, и хватит с них. Но просила Лида, и отказать ей в чем-либо Биби была не в состоянии. С ней у Биби были особые отношения, и не знал об этом только Гога. Выручил Жорка Кипиани. Ни к кому в отдельности не обращаясь, он заговорил: