Александр Дюдин - Сестры

Холодный рассвет только занялся. В сизой дымке тумана тонули люди, растворяясь в нем, сами становились призрачными. Солдаты уже были в траншее. Серьезные лица сосредоточенны, предельно напряжены.

– Ты держись сперва меня, дочка, – сказал негромко Семеныч, – его, бой-то, чувствовать надо, и не бойся, и дома на печке умереть можно. Раненых сноси вон в ту ложбинку, мы с Савенко давно ее приглядели. Как засветит снаряд, ложись, стелись по земле ниже травинки, голову прячь, осколки-то вверх летят. А как свершится взрыв, соскакивай, беги. Раненого, коли есть воронка поблизости, туда тащи, там перевязывай – всё же укрытие, – поучал он.

– Да заткнись ты! Учитель! – зло обернулся Петр.

Вдруг дрогнула под ногами земля. Завыл огненный шквал «Катюш». Гром канонады из всех видов орудий больно оглушил барабанные перепонки. Мария открыла рот, чтоб не лопнули. Туман рассеивался, стало видно, как там, за рвом, вздымается земля. Взрывы высоко выбрасывают вместе с землей бронированные колпаки. Потом горизонт затянуло дымом. Семеныч заткнул полы шинели за ремень. Мария сделала поспешно то же самое. Каждый нерв напряжен, натянут до отказа. Бойцы наклонились, приготовились к прыжку. Несколько минут тянутся бесконечно долго. «Скорее бы, что ли», – успела подумать Мария. Головко махнул рукой. «Пошли!» – скорее угадала, чем услышала она. Лейтенант первый выскочил из траншеи, за ним солдаты. Мария, плохо соображая, согнувшись, рванулась за всеми. Черными фонтанами вздымается земля. То тут, то там падали солдаты. Где-то, совсем рядом, засвистел снаряд, ухнул! Инстинктивно успела упасть на землю. Разлетелись стылые комья в разные стороны. Вскочила, от страха присела за обгорелый кустик. «Ой, мамочка! Надо бежать, отстану!» – мелькнуло в голове. Понимала: оставаться одной еще страшнее. В горле билось сердце, мешало дышать, а ноги обмякли от страха, не может сдвинуться с места. Смотрит: справа, шагах в трех, перевязывает раненого Семеныч. Она подползла к нему на четвереньках, прижалась лицом к его спине. Он обернулся.

– Не бойся, дочка, – кричал он ей в ухо, – ложись! – сам уткнулся лицом в землю, обняв раненого. Комья земли забарабанили по голове и плечам.

– Вон, видишь, парню руку оторвало, кажись, без памяти, подмогни ему!

Мария поползла к нему, стараясь вдавиться в мерзлую землю: «Ниже травинки, ниже травинки, голову прячь, – черепахой вбирала ее в плечи. – Ой, господи! Страшно-то как! Ой, мамочки!» – повторяла она беспрестанно. Подползла, взялась за кровавую культю. Солдат застонал.

– Потерпи, миленький, потерпи, родненький, сейчас перевяжу, легче будет, – бинтовала и вжимала голову в плечи, вздрагивая от каждого взрыва. Второго солдата увидела сама, пригнувшись, побежала смелее, но перед ней был развороченный живот и дымящиеся кишки. Вдруг потемнело в глазах, затошнило и вырвало. Боец мертвый, широко открытыми глазами смотрел в небо. От страха тихонечко заскулила, упав ниц. Оглохла от грохота боя. Почувствовала, что кто-то поворачивает ее за плечи, увидела склонившегося над ней Семеныча.

– Что, зашибло что ли? – кричал он.

– Не зна-аю! – стучала она зубами.

– Ах ты, господи! Бедолага! Держись меня, подмогни! – он перебежал к раненому солдату, она старалась не отставать, тенью двигаясь за ним. Смутно видела, как к пареньку без руки, которого она перевязала только что, с разбегу плюхнулся Савенко, взвалил на плечи и, пригибаясь и петляя, побежал в сторону ложбинки.

Тем временем, сделав бросок, солдаты залегли около противотанкового рва. Изломанная линия свежих бугорков росла по полю – солдаты окапывались. Падая при свисте снарядов, вставая после взрыва, Семеныч с Марией догоняли их. Но не успели добежать, бойцы поднялись. Мария видела, как исчезают первые ряды, словно проваливаются. Подлетела к краю рва, поскользнулась на глинистом дне, погрузилась в воду с головой. Хочет встать, скользко, не может подняться, хлебает воду, глотает. Кто-то запнулся за нее, перелетел, упал впереди нее, вскочил, схватил за шиворот, выдернул из воды.

– Ты чего там сидишь? – спросил Петр и устремился вперед. Мария поднялась, кашляя, отплевываясь, не видя ничего (вода заливала глаза). Всё это в считанные секунды. Рядом сползали в воду бойцы, держа оружие, вещмешки над головой, хватались за плечи стоявших по грудь в воде солдат, карабкались по живой лестнице, исчезали за бруствером. Деревянная лестница оказалась далеко. Там, справа, словно муравьи, поднимались по ней солдаты. Мария видит: не пробраться к лестнице сквозь человеческую толчею. Бросилась к первому, стоявшему рядом солдату. Он подхватил ее, передавая второму, тот тянул ее за руку, ставил на плечи первого. Кто-то уже подталкивал снизу. «Скорее», – торопилась Мария. Скользнула сапогами по груди второго солдата, коленками встала ему на плечи, накрыв его с головой мокрой шинелью. Он, пригнув голову, помог ей встать на ноги. Гурген вытянул Марию наверх. «Сумку намочила», – подумала она с отчаянием. Потом увидела, как, подняв руки, осел, откинув голову боец, который лез за ней. Его хотели поймать внизу, но не удержали, он погрузился в воду. Двое бойцов выловили его. Гурген кубарем скатился вниз. А по живой лестнице всё поднимались и поднимались солдаты и бежали вперед. Гурген с помощью солдат уже вытаскивал раненого на противоположном краю рва, кровавое пятно разлилось у него под ключицей. Мария хотела скатиться обратно, помочь, но вовремя подскочивший Семеныч схватил ее за шинель.

– Куда ты? Там двоих хватит! – толкнул ее к лежащему вниз лицом солдату. Она перевернула его, увидела: рваные края шапки с вылезшей ватой, смоченные кровью. Кровь залила глаза, лицо раненого, он потерял сознание, но был жив. Стащила шапку, сев на пятки, торопливо замотала голову. Ухватившись за подмышки, упираясь изо всех сил ногами, поволокла к краю рва. Откуда-то взялся Савенко, оттолкнул ее, взвалил раненого на плечи, побежал с ним.

Часть наших бойцов уже достигла вражеских траншей.

– Беги туда, – распорядился Семеныч, – я здесь управлюсь.

Мария спрыгнула на что-то мягкое, бугристое. Это мягкое в глубине скользило: под ногами был труп немца, присыпанного землей. Электрический ток ужаса, отвращения пронзил тело с ног до головы. Справа громадина Липкин замахнулся над молодым немцем, который, открыв детский рот, глядел на Липкина белыми от страха глазами, елозя спиной по стене траншеи, словно хотел втиснуться в нее. Липкин опустил винтовку.

– Хенде хох! – но в этот момент парень зверенышем прыгнул вперед, вонзил Семену под правое ребро нож и отскочил обратно к земляной стене. Мария ахнула. В этот миг сверху раздалась очередь автомата, белобрысый немец сполз вниз, на дно.