Леонид Лушников - След заката

Алексею обходить старицу не захотелось. Он побудил сторожа лодочной станции, взял весла и, шлепая ими по воде, переплыл на лодке к своему огороду. Усадьба еще не проснулась. Шумно дышала скотина в сараях. Из-под крыльца выскочил щенок, лизнул руку шершавым языком, взвизгнул от радости.

— Спишь, Полкаша?!

Щенок залился звонким лаем, припадая грудью к земле, бегал вокруг хозяина. На шум проснулся Петр Семенович. Звякнула дверная щеколда, приоткрылась дверь:

— Кого еще там нелегкая принесла?!

— Это я, батя…

— А-а-а, Алеша! А мы тебя ждали к завтрему. С девкой тебя, Алеша!

— Ну-у-у! Быстренько она!.. — воскликнул Алексей, намереваясь сейчас же бежать в больничку. Но его остановил тесть:

— Да куды ты в такую рань! Зойка там с ней… Как рассветет, так всем гамузом и пойдем.

— Тогда давай баню топить! — Алексей вышел на огороды.

— Вот, мужик! — качал головой Петр Семенович, возвращаясь в дом за протезом, подзывая из пристроя внучку: — Маринка! Корову пора доить!..

К обеду ходили в Айгирскую больничку всей семьей. К Катерине пустили одного Алексея, остальных выпроводила за двери Зоя:

— Топайте домой! Она еще не совсем очухалась…Роды тяжелые. Уж не девочка…

Родня поджидала Алексея в скверике. Вышел он к ним озабоченный.

— Ну, чего?! — посунулись к Алексею все.

— Белая как смерть! Фрукты нужны… Надо ехать в район.

— А дочка-то как? — топтался рядом Петр Семенович. — А молоко есть у Катерины?

— Молоко есть, и дочка, как яблочко! — заулыбался Алексей. — Пошли к Машке Зыкиной. Выпивки достанем, и, может быть, фрукты у нее найдутся. Недавно в Москву каталась…

— Обмоем! Это мы мигом! — еще больше засуетился Петр Семенович, предвкушая выпивку.

Только к концу октября, когда кончились проливные дожди и пали на землю первые заморозки, еще слабые, по-детски скромные, после долгих проволочек наконец-то были утверждены комплексные бригады из пришлых людей и местных лесорубов. Боровому досталась первая бригада, и он сразу же кинул ее на валку. Противником этого назначения неожиданно для всех оказался первый секретарь горкома партии Назаров:

— Оголяем строительный участок. Боровому бы подучиться да место Смирнова занять. Тому пора уж на пенсию…

— Поздно мне, Анвар Галимзянович, за партой сидеть, — мрачно отозвался Боровой, глядя на членов райкома с надеждой.

Большинством голосов, вопреки настоянию Назарова, Боровой скомплектовал комплексную. Всю зиму, вплоть до весенней распутицы, Боровой гнал валом лес на нижние склады, затоваривая их, перекрывая все мыслимые и немыслимые нормативы. Железка не успевала вывозить хлысты. Алексей понимал, что года через четыре-пять лес тут кончится и все! Проснувшийся от трехлетней спячки комплекс снова приманил корреспондентов. А весна уже вовсю гоношилась за околицей. В конце марта начал погромно оседать снег, подточенный сверху солнцем и первыми ручейками снизу. Петр Семенович, сидевший в эти дни дома возле телевизора, чуть не упал со стула, когда диктор скорбным голосом сообщил, что погиб первый космонавт Земли Юрий Гагарин.

— Как погиб?! — вскричал старик. Он всегда считал, что герои и вожди должны жить вечно. Он выскочил раздетым на костылях во двор, где Алексей с Павликом резали кубы из снега для набивки погреба. — Гагарин разбился!..

— Где!? Как?

Лопаты полетели в сугроб, изба содрогнулась от грохота дверных косяков…

К вечеру уже вся округа знала о трагедии. Люди откровенно ругали власти, сваливая всю вину на них.

— А что им! — горячился Матвей Егорович, поминая вместе с Петром Семеновичем и Трифоновым космонавта. — Поди, подстроили! Зависть!.. В чужих руках ломоть велик, а как нам достанется — мал покажется! Подсунули неисправный самолет…

— Ты больно-то не кричи во всю ивановскую, — урезонивал свояка Петр Семенович. — Ныне тоже язычок-то попридерживать надо. А то психушка ждет…

— Дурдом еще полбеды, мужики, — клонился к собеседникам Трифонов, сверкая большими белками черных глаз, высверливал ими в каждом невидимую дырку. — Тут все и видится. Гниет власть и на себя молится. Димку Борового, говорят, представили к звездочке, а ему шиш показали. Все Сталина склоняют… А он так не делал.

— Да загасись ты! — прервал его Круглов. — Помянем человека!

Выпили, закусили. Трифонов все не унимался, обозленный на поведение Березина:

— Тут без Николая Петровича не обошлось. Давно он на Димку зуб точит за то, что критикнул разок, когда еще тот тут директорствовал…

Петр Семенович молчал, поджав губы. За Березина вступился Круглов:

— Да брось ты!.. Колька мужик правильный!..

— Правильный он тут был, когда с фронта возвернулся, а теперь обкомовский! И правда его сверху! Понял, пентюх?

— Сворачивайтесь, мужики! — хмуро произнес Петр Семенович, разом остановив разгоряченный спор. — Пошли по домам, а то на кулачки вздернетесь. Разговорами дело не поправишь. Алешка вон с райкому вернулся, ходит смурной. Будто его дерьмом испачкали. Да еще у Катьки молоко неожиданно пропало. А Верунька соску не берет…

— Да уж девке-то год скоро… На щи переводите. Ха-ха-ха! — Трифонов замотал кудлатой головой.

— Ранее до двух лет минимум кормили. А у баб молока на пятерых хватало…

— То раньше, Егорович!..

Однако разговор больше не клеился. Первым тронулся к дому Трифонов, приминая подтаявший мартовский зимник. Петр Семенович и Матвей Егорович еще постояли немного, глядя на волгло потемневшую Бересеньку, и разошлись. На полдороге Петру Семеновичу встретился заводской столяр Михей, подмигнув, шепнул:

— Дуй, Семеныч, в поселок… В продуктовый водку завезли. Я с тылу пробрался!.. Трешку сверху отвалил.

Петр Семенович шмыгнул во двор, распотрошил заначку, завернутую в тряпицу и спрятанную от баб за печкой. Увидев возвращавшихся из поселка Катерину и Зою, хотел переждать за углом, но его приметили.

— Не ходи, батя. Мы уж отоварились! — громче всех смеялась сноха. — Ха-ха-ха!

Широкая, редко залесенная долина, из которой вырывалась водная гладь Бересени к Айгирскому порогу, еще была в глубокой тени. Солнце, не торопясь, ворочалось где-то там, за хребтами, распыляя сине-розовые лучи над останцами, крепостью возвышавшимися на спине седого Урала. Утро, нежась, купалось в теплой и прозрачной свежести. Пахло весенней россыпью набухающих почек, первым листиком на топольке, на пушистых ивах и ожившей от зимней спячки землей. Шоссе мягко стелилось меж зеленых отрожков серой и влажной от росы лентой, вилось по урезу левобережья, шелестело под шинами колес, проносившихся по нему автомобилей.

Алексей Ястребов, как всегда, выехал из Бересеньки на работу чуть свет с тем; чтобы успеть до ежедневной планерки в управлении посмотреть на Атамановский нижний склад. Железнодорожники узла жаловались на то, что вывезенные с лесосек автотранспортом хлысты в конце марта и начале апреля, по чьему-то недосмотру, завалили разъездные пути, и лес валят на обочину, где нет подъемных механизмов. Вчера вместе с Кедровым и начальником автотранспортного цеха ездили на место беспорядочной свалки. Угрюмый и подавленный, Серов шел следом за Кедровым, который крыл матом начальника: