Леонид Лушников - След заката

Мария, с бьющимся от волнения сердцем, открыла дверь в нахолодавшую избу, пахнущую нежилым духом, мышами и сыростью, присела на холодный диванчик и, тяжело вздохнув, расплакалась. Родимое гнездо! Тут вся жизнь, а придется все кинуть!.. Могилку отца, эти стены и память, глубоко засевшую в сердце. Она только сейчас поняла, как тут все дорого. «Господи! — прошептала она. — Помоги мне осилить все!»

Петр Паляев, погрузневший и вальяжный, все еще в лоске, как подобает настоящему законнику, вершившему большие тайные и явные дела в воровском мире на широкую ногу, тихо заговорил, понимая состояние своей сожительницы:

— Ты, Маша, больно-то тут не рассиживайся. До света надо слинять… Собирай барахло… А я пока навещу мента, да и к Барыкину надо заглянуть. Много узлов не вяжи… Все у нас будет внове. С домом и могилкой позже решим.

— Как же так?! — развела руки Мария. — Прибраться бы… А кто за могилками присмотрит?! Ну, Миша на кладбище, там не тронут, а батя?! Дом растащат, могилку сроют. Народ ныне…

Паляй поморщился. Он не любил, когда она вспоминала своего бывшего мужа-вохровца.

— Летом выроем косточки Озера и похороним на московском кладбище с почетом, — проговорил нервно Петр и шагнул к двери, в которой встречно показался Геннадий. — Пойдем, сынуля, поговорим кое с кем…

Петр с сыном долго стучались в железные ворота начальника местной милиции майора Наседкина, никак не могли добудиться.

— Может, батя, гранату кинуть, — проговорил Геннадий, озорно блеснув синими, но с волчьим отливом глазами. — А то шмальнуть?! — он сунул руку в карман, где тяжело тянул правую полу дубленки парабеллум.

— Дурочку не валяй!.. Вся кодла милицейская сбежится.

Наконец-то в большом каменном доме из красного кирпича сразу во всех окнах зажегся свет. Прежде чем выйти на резное крыльцо с фонарями на столбах, хозяин вперед себя выпустил степного волкодава. Кобель молча подбежал к воротам, потянул широким носом воздух и, почуяв чужаков, сдержанно зарычал.

— Кого принесло?! А ну, кончай баловать!..

— Открывай, мент! Паляй…

— Петя! — испуганно засуетился Наседкин, сбегая с крыльца. — Вот радость-то! — задыхался и трясся от страха Наседкин, пристегивая кобеля к цепи. — Сей минут!.. — распахнул калитку. — И Геночка! С прибытием!.. Заходите…

— Не прыгай на цырлах, мусорок, — грубо остановил Наседкина Паляй. — Веди в дом, но без шухера. Баба пусть спит…

Наседкин знал, что рано или поздно встреча эта с Паляем произойдет. «Напела Машка!» — вертелось в мозгу. Тот декабрьский шмон, который он делал своими руками в избе Марьиной, он хорошо запомнил и побаивался законника.

— Вот радость-то! Вот радость-то!.. — беспрестанно толмил Наседкин, с ужасом ожидая приговора. «Может, зашуметь?! — неслось в мозгу. — Кнопочка-то рядом…»

— Ты не базлай, мусор! — угрожающе проговорил Геннадий.

В просторный зал, увешанный дорогими коврами, Паляй вошел первым. Из-за занавески выглянуло испуганное лицо хозяйки и тут же скрылось.

— Коньячку, Петя?! — качнулся было хозяин к роскошному буфету, белому, как лебедь, но Паляй его остановил, подняв вверх правую руку.

— Ты лучше скажи, сука, — Петр Паляев не мигая смотрел в потное лицо хозяина, — я за что тебе плачу?!Счета не знаешь да еще приворовываешь. Отметелить бы тебя, да вонять будешь. Ты не понял, что тебя легавые на понт взяли?! Барыкины власти тут не имеют и то помогли… А ты?!

Наседкин тяжело и прерывисто дышал, медленно опускаясь на колени, бормотал:

— Понял!.. Прости!.. Отслужу!..

— Ладно, живи!.. — Паляй поднялся с кресла, глядел в розовую плешину на голове Наседкина. Зла не было. — На дом покупателя найди к лету, а пока охраняй. Приедем позже косточки Озера вынем… Понял?! — голос Паляя помягчел.

— Так точно! — вскочил, с пола Наседкин, поняв, что битья не будет. — Услежу за всем!..

— Легавым скажешь, — продолжал Паляй, — если они тут снова появятся, что Мария не рисовалась дома с тех пор. Наври… А еще лучше, если сумеешь их кокнуть!.. Товар ушел? — переменил он тему.

— Ушел… Можно еще подсуетиться…

— Пока попридержим, а то Геночка только-только отмазался. Но товар жди!.. А вообще-то тебе пора, ментяра, срок мотать, а то зажирел, — Паляй шутливо, но ощутимо ткнул Наседкина кулаком в сползавшее через ремень пузо. — Ха-ха-ха!..

Ночные гости ушли так же неожиданно, не попрощавшись, а Наседкин все стоял у ворот. Ноги неожиданно отказались служить. Подошла жена, и Наседкина прорвало:

— Водки тащи сюда, шалава!..

А Паляй с Геночкой месили в это время талый снег к дому. Возле мостков, перекинутых через застывший во льду пруд, Паляй проговорил сыну:

— Валяй до дому. Мать поторопи… А я к Барыкиным зайду…

Барыкины встретили ночного гостя по-дружески. Паляй снял дубленку, прошел к столу, приглаживая сивые волосы с затерявшейся там сединой, улыбаясь говорил, поглядывая на сонных хозяев.

— Вы уж, извините меня, что прервал ваш сон!..

— Все едино через час вставать, — буркнул Барыкин.

— Ну, ладно, — проговорил Паляй, окидывая бедное убранство избы. — Зря ты в дело не идешь, Вася. Жил бы сейчас, как Наседкин в хоромах, а эту хату пустил бы на дрова…

— Зато я сплю спокойно, Петя, — в ответ отозвался Барыкин, ставя на стол самовар. Роза принесла с кухни пироги и варенье, Барыкин, кивнув на стол, продолжил: — Спиртное сейчас в дефиците. Чайком побалуемся…

— А я завязал! Печенка пошаливает… Свое я выпил. Сын-то у тебя, наверное, в Афгане? Он же летун…

— Там! А не надо бы… Я за всех навоевался. Хотя там звания куют и монеты тоже.

Петр закурил, отвел папиросу в сторону, глянул на Розу, присевшую с ногами на диван, сухо заговорил:

— Кто-то кует на чужой крови, а кто-то ею умывается и гробы себе цинковые напахивает. Вот так, Вася!.. Всякое фуфло там законы правит… Земля крутится, времечко бежит, а на ней, в натуре, ничего не меняется. При Сталине так не курвились! Правда, мы все тогда чалились… Сейчас воля, а свободы не видать. Я не о себе пекусь, Вася… Мне свобода давно заказана… Кстати, о подельнике моем по побегу ничего не слышно?

Барыкин поставил пиалу на стол, потянулся за куском сахара, раскрошив его зубами с хрустом, что даже Паляй поморщился, только после этого тихо проговорил:

— Как Березин погиб, то слухов нет. А так, че?! Семья!.. Фролов с Сорокиным икру мечут… Фролов как раз с тех мест… Правда, там где-то Харламов, но он не прикроет. Генерал!.. Друг-то друг Березина, а только золото погон слаще… Далеко мы ушли от того времени, а у Сорокина до сих пор чесотка на вас! Чую, до гроба копать будет!..

— Поторопим…

Барыкин метнул взгляд на Паляя и понял, что уже приговорили подполковника, а с ним и Фролова. А Паляй, отхлебнув чай, зло проговорил: