Константин Ханькан - Кэлками. Том 1

— Ну что у тебя там, ужин не готов еще? — громко спросила Акулина изнутри палатки.

— Все, Ако, и мясо, и чай готовы, дверь приоткрой, а то темно, — ответил Кэлками, затаскивая в палатку кастрюлю и чайник с кипятком. — О, как мы сегодня устали. Сначала чаю завари, во рту пересохло. Главное, мы с тобою, Ако, Гидын прошли, а отсюда по ровным местам кочевать будем, — говорит Кэлками, расчищая острием ножа деревянный подсвечник от налипшего парафина.

— Сначала и я чаю выпью, а потом уже мясо поедим, — ответила Акулина, наливая чай в обе чашки. — Интересно, где сегодня ночуют остальные охотники, наверное, уже Дуручака достигли? — проговорила Акулина.

— Дуручак они уже миновали. Стоянки на три они нас опережают. Ты, Ако, положи мне в чашку пару ложек бурдука, — сказал Кэлками.

— А через пастухов мы будем проходить? — спросила Акулина.

— Конечно. В районе сопки Чорчан в эту пору какая-нибудь бригада да стоит. А вообще это бывшие зимние пастбища Василия Папулова. Но он сейчас уже второй год зимует по бассейну Очакчана. А ниже, по Нимгасигу, охватывая правую сторону Дуручака и бассейн Ирбыки, зимует Мургани Павел. А левый берег Дуручака, охватывая и приток Орыч, доходя вплоть до Анункуна, занимает оленеводческая бригада Ханькана Чимяна. Весь бассейн Ирбыки от истока и до ее устья очень благоприятен для зимовки оленьих стад. Здесь богатые кормовые угодья, снегу выпадает мало. Не зря же наши предки много веков назад подарили ей имя — Ирбыка. То есть Малоснежная. Это же великолепно! — засмеялся Кэлками.

— Вон ты сколько всего знаешь. А я как-то не задумывалась над этим, ну, ты, Кэлками, даешь, — смеется Акулина.

— Эти бригады всю зиму связь между собой держат. Нартовая дорога поддерживается и до Камешков. Так что мы с тобою, Ако, с веселой песенкой до села домчимся, — рассуждал Кэлками за поздним ужином.

— Шестой месяц одни кочуем, одичали, отвыкли от людей. Надо бы у Чорчана хоть на пару деньков остановиться. В гости к Дарье да к Варваре хочу съездить. Год назад в последний раз виделись, — говорит Акулина.

— Само собой разумеется. Нехорошо мимо друзей проскакивать. Я думаю, что по одной шкурке выдры надо будет подарить бригадирам. Если, конечно, встретим, они же могут в стороне от дороги стоять где-нибудь между сопками. Кому-то новый чайничек и миску большую подари, которые осенью у пушника брали. Сама смотри, ты хозяйка, — ответил Кэлками, обувая запасные нугду (короткие торбаса).

— Ты куда-то еще собираешься? — спросила Акулина, убирая чашки в деревянный сундучок.

— Пойду гляну, хорошо ли на ночь олени устроились. Вдруг предыдущие олени охотников весь доступный корм выели. Луна еще маленькая, слабо светит. При необходимости на свежее место перегоню. Бедняжки, они тоже устали, — продолжал Кэлками, надевая шапку.

Ночная прохлада бодряще ударила в лицо после жарко натопленной палатки. Тусклый свет луны падал на заснеженные поляны. Под густыми кронами деревьев плыли загадочные тени. После ароматного мяса и крепкого чая усталости как ни бывало. Можно даже сейчас ночью дальше кочевать. Кэлками прислушался, из глубины леса донесся еле уловимый шорох снега и стук рогов.

«Дерутся за лучшие лунки в снегу, где густо лежит ягель», — подумал Кэлками и, взяв лыжи подмышку, пошел по тропе, откуда доносился шум стада.

Олени кормились, откапывая копытами сыпучий снег. Они даже не обратили внимания на подходившего к ним Кэлками, знали что это человек идет. Понапрасну беспокоился Кэлками, что животные себе корм не смогут найти. Сообразительные олени даже останавливаться не стали на старых копанинах, где потравлены наиболее доступные кормовые лишайники, а единой цепочкой прошли на дальние поляны ближе к возвышенностям и, только учуяв под слоем снега запахи нетронутого ягеля и зеленой мерзлой травы, оставшейся еще с осени, остановились. Кэлками обошел вокруг стада, на ходу тыкая посохом по снегу, проверяя глубину снежного покрова и плотность его структуры. Наста нет, снег рыхлый до самой земли, и глубина небольшая, чуть выше колена. Олени спокойно кормились. Кэлками столкнул слежавшийся комок снега на старом пне и, не снимая лыж, сел на него. Не спеша достал кисет с табаком и закурил. Вокруг стояла тишина, только еле ощутимый верховой ветер прошелестел по деревьям и ушел дальше. Темные силуэты хребтов Гидына хмуро глядели на белые полосы рек и седловины перевалов. Глубоко вздохнув, Кэлками встал на лыжи и, как тень, быстро заскользил к палатке. Акулина ждала его и успела сварить рисовую кашу, заправленную хачином ( внутренний жир оленя ). А пожелтевший бурдук (жареная мука ) еще доходил на печке.

— Ты чего-то долго был, далеко, наверно, вьючные олени подались? — спросила Акулина, вытирая пот со лба выцветшим вафельным полотенцем, которым она заворачивает чашки.

— Да не очень, по крайней мере, вышли на целину, останавливаться не стали там, где соседские олени паслись, — ответил Кэлками.

— А я кашу сварила, ты же вчера говорил, что русскую еду хочется поесть. И бурдук жарю… — сказала Акулина.

— Нуты молодец! Иногда мясо надоедает, раньше как-то не замечал, мог всю зиму одним мясом питаться, и ничего, — сказал Кэлками.

— Я же помню. Однажды мы вообще без муки и чая возвращались, тогда ты кустики нэчака приносил на чай, листья морошки раскапывал. Заячью ягоду (красная смородина) и высохшие плоды шиповника собирать на Омолон ходили, как раз Утэ медвежью берлогу тогда раскопал. А теперь нам крупу, бурдук с сахарком подавай к ароматному чаю, обрусели мы с тобой, Кэлками, — смеется Акулина, расставляя чашки.

После короткого ужина супруги в тот вечер немного раньше обычного улеглись отдыхать. Завтра предстояла новая кочевка. Но не настолько уж трудная, как сегодня. Кэлками уснул быстро, будто в глубокий снег в овраге провалился. И спал крепким сном, как в беззаботном детстве. Акулина, наоборот, хоть и устала, но ворочалась долго. Сон упорно не хотел приходить. А мысли витали очень далеко, гораздо выше скальных высот Гидына. Она успела перебрать весь свой зимний маршрут, прежде чем забылась.

Кэлками проснулся резко и быстро. Вокруг палатки слышалось хождение и скрип копыт оленей. Явно возле жилья. «Олени пришли, но почему так рано?», — подумал Кэлками, шаря и похлопывая ладонями у изголовья, чтобы найти в темноте спички. Он сначала затопил печку и снова забрался в спальник, ожидая, пока дрова разгорятся. Одежда остыла, и внутри палатки был такой же холод, как и на улице. Жар быстро стал разливаться, как только накалилась печка. Кэлками неторопливо оделся и вышел во двор. Хотя утро уже подступало, но было еще темно.

«Пока позавтракаем, вещи увяжем и рассветет», — подумал он. Олени с пастбища пришли все и прибившийся молодняк тоже.