Коллектив авторов Философия - Человек цифровой цивилизации

Я: «Соответственно Вавилонская башня в список не входила?»

Аркадий: «Там что-то было в остатке, наподобие зиккуратов, и вроде как на месте башни, но греки за Чудо Света это не посчитали».

Я: «А других Чудес Света не было?»

Аркадий: «Были. Все остальные Чудеса Света называются Восьмым Чудом Света».

Они сидят за темно-коричневыми столиками кафе. Сидят. Красивые. Разговаривают только друг с другом. Активно, словно друзья детства, не видевшиеся долгие годы.

А виделись они вчера здесь же. Некоторые даже сегодня, в этом же кафе, или в другом, рядом.

Они хорошо, по моде одеты. Все примерно в одно и то же. Но одновременно — все в разное. Отличия едва уловимы. Отличия в основном в том, на каком месте пришит логотип Долче и Габаны. Они такие разные и все как одна. Они сидят и ждут.

Чего же они ждут?

Ждут подарков.

Подарков от жизни. От мужчин.

Почему же они их ждут? Почему они считают, что могут без стеснения эти подарки принимать? Почему они хитрят?

Они зарабатывают деньги наравне с мужчинами. Они злее мужчин. Бескомпромисснее. Совершенно без сантиментов и без комплексов.

И они еще и подарки ждут.

Считают, что мы обязаны им дарить. Что мы считаем это нормой. Ведь раньше так и было.

Но уже давно не так. Время совсем другое.

Время изменило и нас и их. Раньше они были слабыми. Раньше они зависели от нас. Сейчас они намного сильнее. Сейчас с ними невозможно ничего сделать. С ними не справиться. Невозможно. Они победили нас. Медленно завоевали наш мир. Так же, как планету медленно завоевывают китайцы.

— Так, давай, развивай дальше, — сказала моя спутница, сидящая за столиком напротив меня, и закурила «Вог».

— Да я еще до конца недодумал эту тему. Надо сесть за компьютер. Начать печатать. И из этого выйдет эссе об эмансипации. Точнее не об эмансипации, а о том, что если женщины стали вровень с мужчинами, то это не значит равенство, это значит поражение мужчин. Я, конечно же, такой мужчина, проигравший, и поэтому даже не обсуждал бы эту тему, но я не понимаю только одно — кому же тогда писать стихи?

— Хорошо. Я заплачу за кофе сама, — сказала она с пренебрежением.

Как мужчина, я для нее уже не существовал, а как поэт и не начинался.

«Прощай!» И длинное многоточие…

На мой NOKIA пришло смс.

«Привет. Хочу сообщить, что уезжаю на следующей неделе…»

Имя отправителя, номер телефона и длинное многоточие.

Она набрала в конце сообщения многоточие. Это значит, что, несомненно, хочет узнать мою реакцию.

И что особенно мне показалось важным, это обозначает какую-то осеннюю грусть расставания.

Она уезжает в Питер. Навсегда. Не найдя себя здесь. Будучи постоянно несчастной. Она уезжает. Покидает друзей, в надежде обрести новых, более комфортных. Которые будут понимать ее и перед которыми не надо каждый раз кого-то играть, скрывать себя.

Там она найдет точно таких же.

Она увольняется с работы, которой она так много отдавала сил и времени и за которую так мало платят. Тему работы менять там не собирается.

Поэтому там найдет точно такую по энергозатратам, с такой же небольшой зарплатой.

Она наконец-то уезжает из дома родителей, с которыми постоянно были проблемы. Нет, она очень примерная девочка. И ни в том, ни в этом и ни в третьем ее невозможно обвинить или даже заподозрить. Но как многого не знают родители о своей примерной дочери. И она постоянно молится о том, чтобы и не узнали.

И она спрашивает себя: «А зачем так жить?»

И она, как и многие другие, решила уехать из провинциального города в столицу. Но так как она девочка с обостренным чувством красоты, решила уехать не в попсовую преуспевающую Москву, а в стильный, но неуспешный Питер.

После получения от нее смс я ей тут же перезвонил. Мы договорились встретиться в кафе, в центре. В 19.30, после ее работы.

Побег.

К назначенному времени я уже подхожу к кафе. Впереди меня, по улице, идет блондинка. Стройные длинные ноги. Голубые джинсы. Черная замшевая куртка. Черная кожаная с обстрочкой сумка через плечо. Мне сильно захотелось рассмотреть ее лицо. Но она идет впереди. А я уже пришел. И уже на ступенях кафе оглядываюсь в надежде рассмотреть хотя бы профиль.

И узнаю. Это Настя! Красавица. Высокая, худая блондинка с длинными волосами, с голубыми глазами и «душевной болезнью». «Больная красавица — твой любимый тип женщины», — как говорит мой друг.

Она смотрит на меня. Мы улыбаемся синхронно. Машем друг другу руками. Я подхожу к ней. Обнимаемся.

— Давай выпьем кофе, — предлагаю я.

— К сожалению, сейчас не могу. Опаздываю на встречу. Но я очень хочу с тобой пообщаться.

Мы обмениваемся телефонами.

— А где же твои красивые длинные волосы, — спрашиваю я.

— Мои длинные волосы в прошлом, там же, где и мое имя.

— ?… На моем лице абсолютное недоумение. Позже она со смехом вспоминала о выражении моего лица.

— Я поменяла имя. Теперь в паспорте написано Светлана.

— (Пауза. Долгая пауза.) А фамилия? — тупо спросил я.

— Фамилия та же.

Я молчу. Долго молчу. Молчу, открыв рот. Сказать нечего. Точнее, очень много есть чего сказать, но в этот момент я в шоке. В этот момент я успел подумать: «Может, она сменила пол? С нее станется!» И даже посмотрел на ее джинсы ниже пояса. Мне недавно рассказывали про два таких случая у нас в городе.

Я стою в шоке. Воздух свободно сам проникает в мой рот.

— Пока. Я спешу. Увидимся, — сказала она, улыбаясь, и ушла.

Я сказал: «Пока», — и зашел в кафе.

Первое, что я решил сделать, позвонить другу. Мне очень хотелось поделиться такой энергией эмоций именно с ним.

Он раньше был влюблен в нее. И мы еще недавно, обсуждая его семейные и эмоциональные дела, вспоминали ее.

Друг, выслушав о моем приключении, сказал:

— Как хорошо, что я тогда не взял ее в жены. А то проснешься утром, а кто рядом спит — и не знаешь…

Друг умеет шутить даже в таких случаях.

А я думал:

Сбежала Светлана от Насти. Сама от себя. Сильный поступок. Ничего не меняющий, но сильный. И вполне концептуальный. Поступок настоящей «больной красавицы». Себе самой сказать: «Прощай!» И длинное многоточие. И заново начать жить по-старому…

Я вспомнил об утреннем смс. О том, что моя подруга уезжает.

Но эта бежала по-другому. Классически. Хоть и красавица тоже, хоть и блондинка опять же… Может, из-за возраста. Юна еще. Поэтому и в Питер.

Я остро захотел ей что-нибудь подарить на память о себе. О том, что я был в ее жизни. Точнее, что она была в моей.

Вспомнил, что она так и не видела моей дачи. Не видела толпу сосен у входа и стовосьмидесятиградусную панораму на Енисей, так впечатляющую всех моих гостей. Она не читала моего нового сценария. Потому что он еще не закончен. Но все равно так жалко, что она его не читала. Она не читала мое новое эссе. Она недавно прислала смс о том, что слышала новую песню, которую спела на озвучании фильма «Грустная история» моя актриса. Фильм не шел в кинотеатрах, значит, она знакома с моим звукорежиссером. И я даже не удивился. Для нас всех этот город очень маленький. И не по размерам, а по количеству людей. Людей, которым можно читать свои новые стихи, с кем можно запросто ссорится из-за личных проблем — невозможности любить тех, кого хочешь, и мириться из-за глобальных — из-за последнего фильма Джима Джармуша, например. Людей, которых не хотелось бы терять. А они теряются на земле. Из-за ее масштабов.