Коллектив авторов Философия - Человек цифровой цивилизации

— На выставку? — переспросила девушка с акцентом — Не знаю (она пришла явно не на выставку), — но могу вместе с вами сходить, — сказала она, неготовая к такому вопросу.

— А мы не могли бы с вами (она обращается к Шубскому) сыграть?

В кабинете у Шубского стоит шахматный стол. Шубский возглавляет городскую шахматную федерацию. За этим столом он играл с Каспаровым, о чем свидетельствует фото на стене, с Хлопониным, о чем свидетельствует другое фото. Губернатор тоже любитель шахмат. За этим столиком Шубский с кем-нибудь регулярно практикуется в стратегии и тактике.

Шубский посмотрел на девушку.

— Да, — вспомнил он, — я же Вам обещал сыграть…

Он посмотрел на часы. До выставки осталось пять минут…

— Хорошо, Барбара, садитесь, сыграем.

Пока расставляли фигуры, я — единственный зритель, безусловно, заинтересованный и девушкой и развитием событий сказал:

— Барбара, — мне было приятно произносить незнакомое красивое имя, — Барбара, Вы обратите внимание, Михаил Павлович согласился с Вами сыграть за пять минут до открытия выставки, где ему необходимо будет выступать. Не боитесь?

Барбара мне не ответила.

— Блиц?! — спросил Шубский.

Барбара кивнула головой.

Через пять минут девушка выиграла партию.

Если быть точным, то по времени победил хозяин шахматного стола. Но по количеству фигур на этом столе — Барбара.

Шубский был в шоке. Но не спешил это показывать.

Я тоже был в шоке и не скрывал этого.

Девушка сказала, что ее тренировали папа и мама.

Мы пошли на выставку. После открытия Михаил Павлович, подошел к нам после своей короткой речи о выдающемся народном художнике. В это время мы с Барбарой обсуждали тему, почему ислам так силен сегодня, затем перешли на Ницше, и Шубский пригласил Барбару на «Философское кафе».

Я же предложил ей поехать пить кофе сейчас.

И в кафе мы с немецкой девушкой проговорили пять часов кряду.

Переходя от темы к теме.

Она живет год в Красноярске. Приехала сюда по гранту. Обсудили темы грантов. Их в Германии дают много. Так как много существует организаций, подорганизаций, целая система по распределению денег на учебу, работу, благотворительность. Созданы все условия, если кто-то очень богатый вдруг захочет потратить на благотворительность свои деньги. И это очень удобно для тех, у кого этих денег нет, а стремления и талант есть.

При этом еще существуют государственные программы поддержки по учебе и работе. Барбара, например, знает несколько языков, ну родной — немецкий, понятно, русский, очень хорошо, так что даже читала в моей машине валявшуюся на заднем сиденье юмористическую книгу Вуди Алена. Она также отлично знает английский, французский, итальянский, испанский (потому что последний очень похож на итальянский и потому что учила латинский). Здесь, в Красноярске, она куратор по работе с иностранными студентами-юристами, приезжающими учиться или же преподавать в нашем университете.

Обсуждали Горбачева, она говорила, почему его так любят в Европе. А я сказал, что еще задолго до правления Горбачева, в детстве, когда многие мальчики мечтали стать водителями грузовиков, космонавтами, артистами, я мечтал стать Генеральным секретарем ЦК КПСС, и теоретически у меня такая возможность была. А Горбачев, разрушив СССР, вместе с ним разрушил и мою мечту.

Барбара долго смеялась.

Она говорила о том, что разрушились границы и люди стали свободными.

— Свобода, это когда я могу поменять то, что мне не нравится, — сказала она, хотя добавила, — это, конечно, не основное определение свободы.

Затем она восхищенно рассказывала о Столбах, на которые ходит чуть ли не каждый выходной. Ее русский бойфренд — столбист. И Барбара была удивлена тем, что я ни разу на Столбах не был. После чего обсудили тему о «форматном существовании» в окружающей среде.

Потом говорили о философии и мировоззрении. О ее мироощущении и помощи людям. Она говорила о том, что была на Алтае и видела, как там, в единении с природой, живут люди. Бедно, но счастливо, на ее взгляд. О том, что цивилизация отрывает людей от природы, а значит, делает их несчастными.

Хотя, рассуждая о сегодняшнем состоянии развития российского общества, говорила:

— Люди в России, большинство, то, что называется массой, не живут, они вегитатируют. Они здесь просто дети. Отец — государство, мать — природа. И им придется сейчас взрослеть.

Я узнал, что она католичка. И эта тема меня очень сильно заинтересовала, но об этом решили поговорить позже.

Она очень много читает. Хорошо знает русскую литературу. А кино не знает.

И как же я был удивлен, что она не знает, кто такой Тарковский.

При такой мегаобразованности она не знает Тарковского!

Правда, тут же выяснилось, что она не знает, кто такой Фасбиндер, Вим Вендерс (немецкие режиссеры), Вуди Ален, книжку которого читала в машине. Просто никогда не смотрела кино. Так сложилось. Не интересовало ее.

Но я же не мог оставить человека другой цивилизации в состоянии незнания Тарковского! До этого я уже, с ее разрешения, позволил немного поправить ее и без того отличный русский.

Когда она узнала, что я родился в феврале она сформулировала фразу так:

«А какого дня?» — Я ответил: «Шестнадцатого». Она обрадовалась и сказала: «А я одиннадцатого».

— Но позволь тебя поправить, тебе же важно правильное произношение, у нас принято говорить не «какого дня», а «какого числа». Это раньше говорили «какого дня». Но уже так не говорят.

— Числа, — покивала, запоминая, она головой, — хорошо, спасибо.

Передо мной стояла уникальная просветительская и культурная задача целого столетия развития кино. Объяснить представителю другой цивилизации, кто такой Андрей Арсеньевич Тарковский. Секунду я думал.

И сказал, буквально сгибаясь под тяжестью ответственности перед историей и перед великим кинорежиссером.

— Андрей Арсеньевич Тарковский — это Леонардо да Винчи русского кинематографа. И из-за того, что он снял свои гениальные фильмы, сделав тем самым все, что можно было сделать в философско-поэтическом кино, он лишил меня смысла жизни. Мне теперь снимать нечего…

Пауза.

В этот раз Барбара почему-то не смеялась.

Серьезно посмотрела на меня. Ничего не сказала.

Мы еще немного погуляли. Что-то обсуждали. Но я ушел, пораженный своими же открывшимися зависимостями от жизней других людей.

Я сел в машину. Ехал и думал: «Горбачев что-то сделал, что повлияло на мою жизнь, Тарковский что-то сделал, тоже повлияло. Какая-то фатальная зависимость от незнакомых мне людей. Один не позволил мне в детстве стать Генеральным секретарем ЦК КПСС, другой — гениальным кинорежиссером.

Вот на кого можно все списать…