Акиф Гасанов - Реквием

И так шло время, и я со страхом ожидал, что однажды узнаю о ее помолвке, и жил раздираемый внутренними сомнениями, перерастающими в реальные комплексы и чувствовал, что начинается тихое помешательство, она мне постоянно видится, я неожиданно вслух произношу ее имя и коллеги удивленно смотрят на меня: «Ты это о чем?»…

Вокруг все друзья и родственники переженились, и я один ходил неприкаянный к ним в гости или мы выходили гулять, и я одиноко тащился, в полной уверенности, что исчезни я, они этого и не заметят. С Сашей Голубевым даже умудрились улететь в Гурзуф отдыхать, и я был как третье колесо к этой семейной паре.

Я был очень стеснителен и горд, чтобы рассказать кому-либо о ней, хотя в порыве отчаяния, возникало желание закричать на весь мир о переполняющих меня чувствах и избавиться от этого кошмара, поскольку это было выше моих сил.

И вдруг все решилось совершенно неожиданно. Сижу у двоюродного брата Этибара дома, он обручился, спрашивает, а ты когда собираешься. В порыве откровенности говорю, что есть девчонка, но думаю, не про меня…

И Этибар, выслушав, по-деловому подходит к этому, он ее знает, и полностью одобряя выбор, спрашивает:

«И давно у тебя к ней такие чувства?»

«Давно».

«Так в чем же проблема, поговори и спроси, что она думает о тебе»…

«Эдик, ты с ума сошел, я не могу…»

«Дай номер!!»

Этибар звонит: «Шахла, привет, здесь один парень хочет с тобой переговорить».

Протягивает мне трубку, и я, растерянный, под пристальным взглядом Этибара, чтобы одним махом разрубить этот узел, безнадежным голосом спрашиваю:

«Шахла, ты за меня выйдешь?»

Жду, долгое молчание в трубке.

«Не спеши с ответом, я перезвоню через час» — и даю отбой.

Как Этибар не убеждал меня, я не перезвонил, я боялся, что она не поднимет трубку или, хуже того, возмущенно отчитает и потребует забыть номер телефона…

И так, несколько дней я был в полной прострации, страх так обуял меня, что я не звонил и проклинал Этибара и вообще его идею и самого себя и тот мой обещанный час длился бесконечно.

Прервала молчание ее мать, которая спросила у наших общих знакомых: «Он вообще нормальный парень? Позвонил, взбудоражил девчонку и ушел в себя!»

Потом она рассказывала мне, как успокаивала возмущенную маму: «Он хороший, он мне нравится, просто он очень стеснительный, мне кажется, он давно думает обо мне».

И еще она любила рассказывать друзьям про мое сватовство: «Идиот, ты единственный в мире идиот, кто делал предложение таким образом!». И я думаю, что ей нравилось рассказывать про это действительно необычное предложение без положенного в таком случае признания в любви…

И так получилось неожиданно, и мы, так и не признаваясь друг другу в любви, стали в один миг настолько близки, что не могли отлучиться, выбирая любую возможность пообщаться, переговорить, просто встретиться взглядом.

И я дышал ею, и у меня никогда такого не было. Саша Голубев приглашает нас домой, мы приходим, мать наготовила, мы ждем в комнате Саши, когда позовут к столу. У нее с ноги падает тапок, я одеваю его и целую пальцы ее ноги. Она испуганно: «Ты что, зачем, не надо!» Каждый ее жест, каждое движение, я боготворю, я ни минуты не могу прожить без нее, и ночью, мы часами говорим по телефону ни о чем и я боюсь прикасаться к ней, хотя мы уже обручены, а она берет меня под руку, и я знаю, что костьми лягу, если кто по пути вякнет что-либо.

В сентябре я должен убыть на учебу, но я расписываюсь с ней 9 августа, мы уже муж с женой, но никаких отношений — я не могу без свадьбы позволить себе на что-то рассчитывать. Я не столь наивен, вроде и не мальчик, но одна мысль о том, что до свадьбы решусь касаться своей супруги, мне оскорбительна. Я, парень с улицы, не узнаю себя, я одеваюсь стильно, глажу брюки и рубашки, чищу туфли, хотя до этого мне было абсолютно все равно.

Шахла как-то мне рассказывает, что из соседней комнаты она слышала, как мать, когда они пришли свататься, хвалила меня безудержно — он и работает, и все обеспечивает семье, всю зарплату приносит домой…

Отец слушал внимательно и вдруг вступил: «Теперь я скажу. Будете по всей комнате собирать его одежду, носки — самое сложное, всегда одни, он их снимает по настроению и по одному. Постель не заправляет, будете находить в ней целую библиотеку, потому что он постоянно читает, при том не по-человечески, а одновременно десять книг. Будет часами сидеть в ванной, купаться, бриться и петь — слуха нет, в тот момент захотите задушить его. И еще — будет внимательно слушать вас, поддакивать, но делать, то, что сам решил. Просто подумайте, не слушайте эту женщину, нужен вам такой мужчина? Единственное его положительное качество — в нашем роду не принято оставлять женщин»…

«Я никогда не могла подумать, что так представляют жениха его родители… Вопросов не было, я убежала бы из дома, если бы мама ответила нет. Но маме ты понравился, но еще больше она была в восторге от твоих родителей»- завершила рассказ она.

Думаю, отец заслуживал это, выросший до совершеннолетия в старом Баку и вернувшись в город после почти четверти века военной службы, он жил понятиями того времени. Когда я спрашивал его в запальчивости, что ты мол, ничего не скажешь позитивного о матери на торжествах, кругом все и вся хвалят своих жен, он глубокомысленно отвечал: «İqid atın tərifləyər, biqeyrət arvadın» («Джигит хвалит коня, трус- хвалит жену!»). Мне случалось потом получать подтверждение этой пословице.

А жизнь продолжалась, и я все глубже затягивался в работу, и она мне все больше и больше нравилась.

Работа в новой организации заметно поменяла мои взгляды на жизнь. Я стал понимать, что есть структуры, которые читают нас изнутри, изучают наши сильные и слабые стороны, при желании могут поминутно проконтролировать твою жизнь и влиять опосредственно через тех же агентов на наши поступки.

При подборе резерва пополнения кадров на работу, я просмотрел сотни дел комсомольских и профсоюзных работников и при проверке по учетам столько интересного прочитал о них, что стало полным откровением. Теперь я понял, почему прекрасные работники на каком-то этапе карьерного роста оказывались за бортом системы и переходили неожиданно на работу куда-нибудь на периферию. Система хранила все, агентурные сообщения анализировались и проходящие по ним иногда совершенно случайные люди попадали в информационные накопители аналитического отдела. И вот ректор какого-то института объясняет секретарше зачем женщине по жизни важно иметь мужа, молодого любовника и богатого поклонника и через некоторое время информация уже в системе, или комсомольский работник переписывается с другом и откровенничает о необходимости проникновения национально ориентированных кадров в руководящие органы и тем самым определяет свою дальнейшую судьбу.