Дэвид Арнольд - Москитолэнд

Альберт Бледный Кит потягивает дайкири, причмокивает губами, затем откидывается на спинку стула и вздыхает:

– Я Альберт, ублюдок. А ты кто?

Когда Калеб шагает к нему, я стискиваю свою боевую раскраску в кармане и воображаю, как длинное лезвие распарывает этот многослойный живот. Галлоны жидкости хлынут оттуда, как из пожарного гидранта. Спрятанные артерии, что последние два десятилетия были растянуты и наполнены до предела, теперь раскроются, разделятся, освободятся от самого тяжкого груза. Ревущим беспрерывным потоком жидкость затопит крышу, соберется вокруг раздутых лодыжек Ала, под складным стулом, поднимая тушу левиафана все выше и выше, пока наконец не скинет его задницу прочь с грязно-белого здания автозаправки. Нас этот Потом тоже зацепит, меня и Уолта, унесет, как Ноев ковчег или скорее как опоздавших на посадку животных, оставленных один на один с апокалипсическим предшественником радуги.

Вот что я воображаю.

Но ничего подобного не происходит.

Едва Калеб приближается к стулу Альберта, как сверху на него обрушивается размытая фигура и опрокидывает наземь. Калеб почти моментально вскакивает и набрасывается с ножом теперь уже на нового противника. На первый взгляд этот новенький кажется слишком несуразным, чтобы быть настоящим. С черной повязкой, как у ниндзя, на лбу и длинной золотой цепочкой на шее, в сварочных очках, майке-алкоголичке в цветочек и поразительно знакомых обрезанных шортах. Мокрый с головы до ног, он улыбается, как будто на самом деле веселится вовсю.

Уолт рядом со мной хлопает в ладоши, а Альберт похохатывает и пьет дайкири.

– Сделай его, Ахав.

Что там надгортанник – от этих слов трепещет все мое тело.

«Это он.

Они».

Драка длится не больше минуты. Мощным пинком, сделавшим бы честь самому Джету Ли, легендарный племянник Арлин посылает нож в полет через край крыши. Ну а с безоружным Калебом это вряд ли вообще можно считать дракой. Пара заковыристых комбо и изящных ударов по груди, рукам и голове, и вот Ахав уже проводит захват шеи из-под плеча сбоку и прижимает хныкающего противника к гравию.

– Уолт, – улыбается он от уха до уха, – спустись вниз и позвони в полицейский участок Независимости. Попроси Ренди и скажи, чтобы тащил сюда свою задницу.

Уолт с хихиканьем бежит к люку.

– Как ты, дорогой? – Ахав смотрит на Альберта, и я поражаюсь чистой физике их отношений.

– В порядке, – хрюкает Бледный Кит. – Благодаря моему рыцарю в блестящих доспехах.

– Сияющих, – шепчу я, все еще стискивая боевую раскраску и пытаясь собрать воедино события последних минут.

Ахав, кажется, только-только меня заметил.

– Ты кто?

– Это Мэ-эм. – Альберт залпом опрокидывает в себя дайкири и вытаскивает новый бокал из-под стула.

Я прокашливаюсь и поправляю:

– Мим. – Затем стучу костяшками по резервуару. – Это что?

– Мы зовем его «Пекод», – отвечает Ахав. – Идеальное место, чтобы насладится солнцем и отдыхом.

Я вскидываю брови:

– Эм… внутри?

Бледный Кит пьет и смеется.

Ахав крепче стискивает Калеба:

– Это бассейн, малышка.

Уставившись на резервуар, гадаю, как кто-то может попивать дайкири и купаться на крыше заправки в восемь часов холодного осеннего утра. Но я благодарна богам или кому там еще за это их увлечение. Потому что без этой парочки я бы уже была мертва.

Из-за резервуара – бассейна, неважно – выбегает Уолт:

– Ренди уже едет.

– Прекрасно. – Ахав вздергивает Калеба на ноги. – Вам, ребятки, лучше подождать его внизу. Он тот еще засранец, так что, наверное, просто от скуки захочет забрать вас в участок для допроса. Не говорите ничего о бассейне, лады? Ренди найдет какой-нибудь городской устав и снесет тут все.

Уолт показывает ему большие пальцы и вновь скачет к лестнице. А я стою, не знаю, подходящее ли время… Конечно, не так я себе все это представляла.

– Что такое, Мэ-эм?

Я опускаюсь на корточки, расстегиваю рюкзак и достаю деревянную шкатулку Арлин.

Мгновение все молчат, но наконец Ахав произносит:

– Откуда она у тебя?

Тихо, без тени осуждения.

– Арлин… – шепчу я. – Твоя тетя… я ехала с ней в автобусе. В том, что перевернулся.

Альберт садится прямо и снимает очки. Глаза его полны сочувствия.

– Да что это с вами? – кряхтит Калеб, все еще скрученный Ахавом. – Это ж просто коробка.

Ахав без раздумий хватает его за толстовку и бьет по лицу. Один, два, три раза. На гравий падают капли крови и один вылетевший зуб. Взгляд Ахава не кровожадный. Это взгляд человека, который сделал что должно. Калеб без сознания оседает на крышу. Учитывая торжественность прерванного им момента, еще легко отделался.

Ахав шагает ближе, смотрит на шкатулку, потом на меня, и я вдруг не могу сдержать слезы. Безумие, Арлин ведь была его тетей, а не моей. Я ее вообще не знала по-настоящему. Любимый цвет, фильм, музыку, озера ей нравились или океаны – ничего. Я даже фамилии ее не знала. Но, может, любовь рождается не из этого. Может, истинная причина куда неуловимей. Может. И думаю, Ахав все понимает, потому что сжимает мое плечо и тоже плачет, и не задает никаких вопросов, за что я очень благодарна. Передав шкатулку, я пытаюсь придумать что-нибудь запоминающееся и красноречивое, чтобы отметить момент. Арлин была единственной в своем роде, настоящей подругой, появившейся в нужный для меня час, гранд-дамой старой закалки. А еще – милейшей из старушек, и я буду очень по ней скучать. Все это правда, но слова, которые я выбираю, гораздо глубже.

– Она пахла печеньем, – шепчу я сквозь слезы.

Ахав смеется, и я тоже, вновь поражаясь, как часто смех сопровождает слезы. К нам подходит Альберт, и, когда я смотрю на него, солнце бьет мне прямо в глаза. Он сует мне в руки свои очки и гладит меня по спине.

– Вознаграждение, – говорит.

Ахав снимает с шеи золотую цепочку. Болтающийся на ней старомодный ключ идеально подходит к замку. Поворот, и шкатулка с щелчком открывается.

«Она его, не моя».

Я поднимаю рюкзак и успеваю сделать несколько шагов, когда слышу:

– Хочешь знать, что внутри?

Может, виновато солнце или эмоции Ахава, воссоединившегося с частичкой дорогой покойной тетушки, но почему-то в этот миг, на крыше заправки, меня охватывает жуткая тоска по маме.

Обернувшись, последний раз смотрю на Ахава – с нелепой мокрой одежды капает, в руках драгоценная шкатулка. Позади него Кит-бойфренд вернулся на раскладной стул и теперь валяется в тени, потягивая дайкири, будто на пляже Арубы.

– Ты можешь сказать, – говорю я, обходя резервуар. Затем цепляю на нос авиаторы Альберта и открываю люк. – Но вряд ли я тебе поверю.

3 сентября, середина утра